Бойся мяу

Как-то, прощаясь, она пообещала рассказать ему о Изумрудном океане, Радужном солнце, если и он ответит тем же. Теперь он мог поведать ей историю о Нэе и Нэоне или – сообразил вдруг – рассказать, как они призвали дождь. Но случится ли это?

От этих мыслей и фантазий тело, казалось, стало невесомым. Земля под ногами не ощущалась, он словно пружинил на кончиках трав. Тихий хор гигантов звал ввысь. Одно усилие – и он оторвался бы от земли и, возможно, не стал бы даже хвататься за корни. Взбежал бы до самых глубин мерцающей листвы. Если нырять, то нырять с головой.

Но обида была все еще с ним. Что если Руся сейчас гуляет с Колькой и Митей? Что если ее обещанные истории достались им?

Ноги врезались в землю. Он споткнулся и чуть не упал. А лучше бы упал и ушибся. Тогда можно было бы заплакать.

Неужели он действительно размазня?

Осины закончились. Дальше – склон, дорога, конюшня, холмы и горизонт. Но разве он за этим шел? Женек вдохнул полную грудь воздуха, развернулся и обратно уже побежал.

Сероватые колонны летели навстречу. Шумное дыхание, топот ног заглушали льющийся сверху шелест. Еще недавно он звал, теперь же ему, несомненно, было все равно. И не легкой трусцой бежал, сам не понимая зачем, мчался, выжимая еще и еще. От дерева к дереву. Слово желал обогнать их перешептывания:

«Смотри, какой маленький… какой крохотный на крохотных ножках… мелочь… малец… пупсеночек…»

И неожиданно стало легче. Ноги ныли, в боку кололо, воздуха не хватало, но какое-то облегчение поселилось в нем. Женя почувствовал силу. Открыл вдруг, что сила есть в нем. Он готов был снести, протаранить насквозь, затоптать всех и вся. Летел, колотя землю под собой, рассекая воздух руками. Выжимал все и терпел. Да, нельзя жалеть себя. Сила куется из боли.

А затем свалился на колени перед тайником, согнулся, опершись на руки, и дышал. Он не знал, что сейчас произошло, в голове не было ни единой мысли. Ни страха, ни жалоб, ни обиды. Просто дышал, истекая потом, уставившись в землю и мельтешащих муравьев. Они бегали уже по пальцам, но ему было все равно. Он дышал минуту, полторы…

Наконец просунул руку в нору под корнем и… вытащил записку.

Узнал Марусин почерк – и зажмурил глаза. Перевалился на пятую точку, сел, откинувшись спиной на прохладный ствол Почтовой Осины. Раскрыл сложенное послание и, прислушавшись к сердцу – спокойно, – взглянул.

«Привет, дурак. Я сильно злилась на тебя. Но сейчас уже не очень. И все равно решила, что пока буду звать тебя так. Раз уж ты покаялся, что дурак. Приходи сегодня в три к магазину. Буду учить тебя ездить на велосипеде.

Ps: Надеюсь, ты сообразил, что надо захватить велосипед?» – писала Руся.

* * *

Спустя три с половиной часа Женя стоял на бетонной площадке перед магазином, держа под руки велосипед. Держал напряженно, словно непокорного скакуна, не думающего ему служить. Он был не такой тяжелый, как у родителей в городе, к тому же без рамы, и все равно казался не по возрасту. Изогнутый руль – на уровне шеи, твердое сидение с пружинами – выше пупка. Салатовый, бескрылый, поскрипывающий «Школьник». Велосипед Маши.

Женек знал, что велик есть у дяди Юры – видел в сарае. Но когда прикатил-таки несчастную тачку, после того как пропал с ней без вести, и обмолвился о желании покрутить педали, дядя посмотрел с нескрываемым сомнением и ответил, что у имперских приспешников должен быть свой транспорт.

Женя уже собирался – со страхом, крутившим живот, – бежать к Мите, мириться, извиняться и выпрашивать велосипед, о котором тот говорил. Пускай велик и в соседней, отнюдь не близкой деревне. Но, пока судорожно соображал, сестры позвали его на очередной киносеанс в Мишимашин дом. Тогда-то он и вспомнил один слух среди прочих: якобы шрамы на ноге у Маши оттого, что кожа ее попала в велосипедную цепь. А это значило, что у нее может быть велик.

Стараясь не отвлекаться на лающего, пожалуй, уже приветливо Зверя, Женька осмотрелся в Мишимашином дворе, перед тем как зайти в гости. И, действительно, заметил выглядывающее из-за пристройки колесо со спицами. Тут же, ни с того ни с сего, выпрашивать велосипед не стал. Да и не смог бы – ну, как-то это нагло. К тому же по времени было еще рано.