Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

— Джакомо,— ответил мальчишка, пожимая протянутую руку. Большой оглушительно захохотал. Мальчишка с испугом оглянулся. Преследователей не было видно.

— Как же быть? Значит, так: я — Джакомо-большой, ты — Джакомо-маленький. Идет? Фамилия моя, на всякий случай, Бернольфо. Давай выбираться отсюда потихоньку, потом подумаем, как нам жить дальше.

Узкими темными переулками они вышли на площадь и сразу отпрянули назад, в темноту. У фонтана стояла группа вооруженных людей.

— Отлежаться бы до утра,— пробормотал Джакомо-большой.— Не знаешь такого места?

— Знаю. Только...

— В ресторан Корсини не зови, без фрака не пойду— усмехнулся Бернольфо.— Показывай дорогу.

Они подошли к полуразрушенному сараю, его щели были заткнуты тряпками. Джакомо-маленький сказал:

— Держитесь за меня, а то стукнетесь.

Бернольфо послушался, но все же раза два ударился о торчащие обломки и громко чертыхнулся.

Джакомо-маленький отодвинул старый лист фанеры, служащий дверью, вошел в берлогу и зажег коптилку. Бернольфо огляделся и присвистнул:

— Хорошо живешь, друг.

— Не хуже других. Протопить печку, что ли?

— Печку? — Джакомо-большой критически оглядел старый бидон.— Не надо. Давай спать.

Он снял с себя куртку и лег на рваный тюфяк. Ноги Джакомо-большого уперлись в стенку берлоги, все сооружение зашаталось.

— Не по росту дворец,— добродушно усмехнулся Бернольфо.—Ложись, малыш, ближе. Накройся курткой. Утром подумаем, как нам жить дальше,— повторил он давешнюю фразу.— Спи... А здорово ты их: «пим-пам-пум!»

Джакомо-маленький спросил:

— Скажите, синьор, кто эти люди, которые хотели вас... обидеть?

— Обидеть?! Ох и деликатный ты парень, Джакомо. Они хотели меня убить. Кто эти люди? Фашисты они, слыхал? Нет? Боюсь, еще услышишь. А кто виноват? Предали нас, малыш. Руководство социалистической партии, Конфедерация труда. Да, трудно отдавать завоеванное, ох как трудно! Кое-кто приуныл. «Ничего, Джакомо,— сказал наш Грамши. Ты еще услышишь о нем,— Это не последний бой. Пусть они пока радуются. У нас в Сардинии говорят: все волки в конце концов встречаются в меховом магазине».

За всю свою жизнь Джакомо-маленький не слышал такого количества премудростей. Бернольфо необходимо было выговориться. После сильного потрясения и пережитой опасности человеческая психика требует разрядки. Понимает слушатель или не понимает — не так уж важно.

Но Джакомо-маленький хотел понять. Очень хотел. И потому спросил:

— Эти люди... значит, на вас напали фашисты?

— Конечно. Кто ж еще?

— А вы, синьор?

— Я — социалист. Это ты хотел спросить?

— Да, но ведь социалисты предали рабочих? Так вы сами сказали.

Бернольфо приподнялся на локте, Джакомо-маленький скорое почувствовал, чем увидел, что Бернольфо смотрит на пего.

— У тебя варит голова, малыш. Если в твоем вопросе нет подковырки,— думаю, что нет,— отвечу: мы, группа «Ордине нуово», социалисты. Но мы — за Коммунистический Интернационал. Мы — за обновление партии... А знаешь ли ты, что такое социалист?

— Кажется, знаю, синьор.

— Синьор, синьор,— передразнил Бернольфо.— Зови меня товарищ или по имени. Откуда же ты такой образованный?

Темнота располагала к откровенности. И мальчик рассказал своему неожиданному гостю нехитрую историю, как матери не дали пособия за погибшего на войне мужа. «Но почему? — спросила мать.— Мой муж был хорошим солдатом, его наградили двумя медалями за храбрость». «Солдат должен быть солдатом, а не лезть в политику», — ответил чиновник муниципалитета. Потом они с матерью переехали в Турин, говорили, что «Фиату» нужны дешевые рабочие руки. Десять часов на заводе оказались матери не под силу. Она заболела. Перед смертью умоляла святого Джакомо — его покровителя — не оставить сына своими милостями. Он не в обиде на святого, крыша над головой — это уже хорошо. Еда? Еды, конечно, маловато, но с голоду пока не умер. Вот только вечера в берлоге длинные-предлинные. Дома у него были книжки с картинками, тут книжек нет, да и темно. Зато в темноте можно представлять про себя всякие истории, это почти так же интересно, как читать книжки...

В берлоге было тихо, наверное, Бернольфо заснул. Джакомо-маленький тоже стал засыпать... Он увидел, как волки, много волков, поодиночке входят в меховой магазин, снимают с себя шкуры и вешают их на крючки... Понурая стая волков перед магазином терпеливо ожидала своей очереди.

— Да, плохо тебе, малыш! — громыхнуло над самым ухом. Джакомо-маленький вздрогнул... Волки в панике разбежались.— Плохо тебе, малышь,— участливо повторил Бернольфо. И своей огромной ладонью-лопатой ласково провел по его лицу. Участливые нотки в голосе, давно забытая ласка... В темноте раздались всхлипывания.

— Ну-ну, Джакомо, ты же мужчина. Утром подумаем, как жить дальше. На святого Джакомо какая надежда?

Только начало светать, как Бернольфо растолкал Джакомо-маленького.

— Вставай, пойдем.

— Куда?

— Попрошу-ка я тетушку Анджелину. Может быть, она тебя приютит. Начнешь работать, профессию получишь. Согласен? Пойдем, пойдем, не пожалеешь.