Бойцы Сопротивления

На лай собаки, спрятавшейся в кустах около дома, появляется человек с морщинистым лицом и рыжеватыми волосами, слабо освещенный светом керосиновой лампы, и прислоняется к столбику веранды, всматриваясь в темноту, пока я не выхожу в золу света колеблющегося пламени лампы. Это и есть Совилла, он живет у скал, расположенных вдоль берега Ардо, сжимающих русло реки в узкий проток, не больше метра; камнем из этих скал обтачивают и шлифуют лезвия и различный инструмент, а также используют для всяческих поделок. У Совиллы крепкие широкие ладони с растрескавшейся мозолистой кожей. Всю жизнь он не расстается с резцом и молотком — орудиями тяжелого труда каменотеса. За пятьдесят лет кожа его стала неотличимой по цвету от цвета скал его родной земли. Он Человек честный, надежный, истинный социалист.

В молчании теплой ночи, когда затихают все звуки, еще громче слышен грохот Ардо, она несется совсем рядом с домом, в этом месте образуя водопад. Совилла нисколько не удивлен нашим появлением: партизаны почти всегда заглядывали к нему по ночам, а его дом почти все время служит явочной квартирой и местом отдыха для партизанских групп. Вся семья Совиллы помогала отряду, хотя ни о подробностях, ни о цели операции ему ничего не известно.

Еще днем в этот домик зашел Де Люка, оставил старику двести лир, чтобы тот купил теленка, зарезал его у себя дома и приготовил еду. Этим должны были заняться его жена и дочка Пупа, а сын Нино этой ночью должен был привести отряд к дому, выбранному для ночлега. На следующий день Нино с помощью сестры перенес партизанам сваренное мясо. С ними пришел и Де Люка, который хотел последний раз проверить, все ли готово, и отдать приказ о начале операции.

Между тем старик предложил нам немного поесть. Наскоро перекусив, мы отправились в путь. Нино шел во главе отряда. Совилла с фонарем в поднятой руке освещал дорогу. Он остановился у начала моста над Ардо и попрощался с каждым из нас, мы перебрались на другой берег и оказались в полной темноте. На каждом шагу спотыкались, ноги скользили по намокшей глине и неровностям тропинки.

Никто не смог пройти этого участка дороги, не упав несколько раз в грязь. Затем мы начали спускаться и добрались до дна долины, топкого и грязного, покрытого зарослями боярышника, такими густыми, что, пробираясь сквозь них, основательно исцарапались. Вскоре выбрались на ровный участок дороги, свободный от кустарника. После этого двигались примерно еще около часа и наконец увидели покинутый дом. Обойдя его со всех сторон, чтобы убедиться в отсутствии засады, входим внутрь. Этот дом меньше, чем наш «Ай Ронк», но тип постройки почти такой же. Пока Николотто назначает караульных и размещает часовых, я с остальными людьми поднимаюсь на сеновал, заваленный сеном. Прощаюсь с Нино и прошу его, чтобы он не очень тянул с доставкой продуктов.

Плотно закрываем ставни окон и включаем карманный фонарь; из осторожности почти полностью закрываем его фуражкой.

Товарищи засыпают быстро, переход был долгим, все устали, а впереди день, полный опасности…

Пока партизаны спали, я начал подбирать наиболее подходящих для операции людей, внешне максимально похожих на представителей арийской расы. Важным фактором было хладнокровие, и это, пожалуй, было одной из труднейших задач для экспансивных южан.

Выбор казался особенно трудным не только потому, что в моем распоряжении было недостаточно людей с нужными способностями, или потому, что я не знал, кому доверить исполнение наиболее трудной части операции, но скорее из-за того, что каждый из присутствующих очень хотел быть включенным в основную группу, и мне очень не хотелось разочаровывать тех, кто будет вынужден остаться.

Товарищей из Болоньи включать в состав этой группы я не собирался. Именно, потому, что они были полной противоположностью немцам — типичные южане во всех смыслах.

В ожидании Де Люка, с прибытием которого мы должны были принять окончательные решения, я вызвал из шеренги советских ребят и вместе с ними Мика, парня из Южной Африки, с прекрасными зелеными глазами (спустя несколько месяцев он погибнет в стычке с фашистами).

— Миша, Леша, Орлов, Тимофей, Василий и Мик, — вызываю я их. Неожиданно из шеренги выходит Ванья Кузнецов и говорит, путая русские слова с итальянскими:

— Командир, и я с вами!

И тут же присоединяется к своим. Для меня это было совершенно неожиданным. Дело в том, что не вызвал я его только по ошибке, надо, особо отметить, что почти во всех операциях он всегда был рядом со мной.

Именно по этой причине мне бы хотелось более подробно рассказать об этом партизане-интернационалисте, который, как и сотни советских граждан, готов был пойти на все жертвы ради освобождения от фашизма Италии — даже не родной для него страны.