Бокал крови и другие невероятные истории о вампирах

Я встала с кровати в поисках воды и в который раз ее не нашла. А еще я так ослабела от счастья, что чуть ли не падала в обморок и была вынуждена присесть на постель. Через несколько мгновений я более или менее пришла в себя и сумела тихо открыть дверь. Что меня за ней ожидало? Или, скорее, кто? В тускло освещенном коридоре на некотором удалении стояла не кто иная, как крошка-контессина, которую я, насколько помню, не видела с тех пор, как ее мать устраивала soirée à danse[22]. На контессине было нечто вроде темной накидки, и лишь ей и ее совести ведомо, чем она занималась. Впрочем, какая бы веская причина ни привела ее туда, это неким образом связано с тем, почему при виде меня она обратилась в камень. Конечно, я была даже в более полном дезабилье. Даже позабыла набросить что-нибудь на сорочку. К тому же ее усеивали кровавые пятна — будто я была ранена. Когда я пошла к контессине, желая ее успокоить — ведь мы всего лишь две девушки, и не мне ее судить… как и остальных — она убежала с тихим сдавленным вскриком, как будто увидела пред собой саму Смерть с косой, однако все равно постаралась не шуметь — вне сомнения, все по той же веской причине. Глупо с ее стороны, потому что я хотела просто заключить ее в объятия и поцеловать в ознаменование нашей общей принадлежности к роду людскому и этой странной встречи в подобный час.

Ребяческое бегство контессины повергло меня в недоумение — эти итальянки умеют одновременно быть пугливыми bambine и умудренными опытом женщинами — и я, почувствовав слабость, прислонилась к стене коридора. Снова выпрямившись во весь рост, в багряном свете, сочащемся через пыльное окно, я увидела, что оставила на штукатурке алые отпечатки своих выставленных ладоней. Подобное сложно извинить и невозможно удалить. До чего же я устала от этих регул и условностей, которыми была связана до сего времени! До чего жажду той безграничной свободы, что обещана мне в будущем и в которой я нисколько не сомневаюсь!

Все же мне удалось отыскать воду (вилла контессы уже не из тех, где в больших залах всю ночь бодрствуют — или предположительно бодрствуют — слуги) и, воспользовавшись ею, я сделала что могла, по крайней мере, у себя в комнате. Увы, и воды, и сил у меня было мало. К тому же мной начало овладевать беспокойство.

11 октября.

Никаких милых сердцу снов прошлой ночью!

Наш вчерашний отъезд из Равенны сопровождался довольно неприятным недоразумением. Мама дала понять, что контесса одолжила нам свой экипаж.

— Это потому, что ей не терпится от нас избавиться, — сказала мама, глядя на особняк за моей спиной.

— Но, мама, как такое возможно? — спросила я. — Ведь мы и так с ней почти не встречались? Когда мы приехали, ее не было видно, и вот уже несколько дней она не показывается.

— Одно никак не связано с другим, — ответила мама. — Контессе сначала нездоровилось, как часто бывает с нами, матерями. Скоро сама узнаешь на собственном опыте. Однако в последние дни контессу крайне удручало твое поведение, и теперь она хочет, чтобы мы уехали.

Пользуясь тем, что мама по-прежнему смотрит на стену, я показала ей язык — самый кончик, но она ухитрилась это заметить и уже было занесла руку, но быстро вспомнила, что я теперь почти взрослая, и обычными оплеухами меня уже не перевоспитаешь.

А затем, когда мы уже собирались войти в замызганный старый экипаж — о, чудо! — контесса все же соизволила вытащить себя на свет божий, и я заметила, как она перекрестилась у меня за спиной. По крайней мере, она явно считала, что я ничего не увижу. Пришлось сжать руки в кулаки, иначе бы я ей все высказала. Впрочем, с тех пор я не раз задавалась вопросом, а вправду ли она хотела от меня это скрыть. Одно время контесса мне так нравилась, казалась такой притягательной — до сих пор живо это помню — но теперь изменилось все. Оказывается, порой целую жизнь можно вместить в неделю, а то и в одну-единственную незабываемую ночь, если на то пошло. Контесса изо всех сил старалась не встречаться со мной глазами, но я, как только это заметила, ни на мгновенье не прекращала буравить ее злобным взглядом, словно маленький василиск. Она извинилась перед папой и мамой за отсутствие крошки-контессины, которая, по ее словам, слегла то ли с жуткой мигренью, то ли с болями в спине, то ли еще с какой-то хворью — право, мне было все равно! уже все равно! — вне всяческого сомнения, свойственной незрелым итальянским девицам. А папа с мамой отвечали так, как будто их и впрямь волнует здоровье этой глупышки! Еще один способ выразить их недовольство мною, что тут говорить. По зрелом размышлении я считаю, что контессина и ее мама одним миром мазаны, просто контесса успела поднатореть в скрытности и двуличии. Наверняка все итальянки друг дружки стоят, просто надо узнать их лучше. Из-за контессы я так сильно впилась ногтями в ладони, что руки болели весь день и до сих пор выглядят так, будто я схватилась каждой за кинжалы, совсем как в романе Вальтера Скотта.