Бокал шамбертена

— Потому что ваша жизнь на плантации более не в безопасности. Ваш подопечный наверняка убьет вас до прибытия парохода.

— О нет, — улыбаясь, ответил Верниер. — Мы все теперь добрые друзья. Я даю этот обед в знак того, что между нами нет недоразумений. И потом, мне следует вернуться на плантацию, ведь все зависит от того, буду ли я там.

— Ну ладно, поступайте, как знаете.

— Будем считать, что я предупрежден. И прошу вас, поторопите наш «SOS» о продуктах, вине и льде.

Когда Верниер вернулся на каучуковую плантацию, дружеские отношения, казалось, были восстановлены. Трое плантаторов не выказывали открытого недоверия, но детектив все же ощущал оттенок подозрительности. Он чувствовал, что один из этой тройки копил в себе недобрые чувства по отношению к нему или, по меньшей мере, не давал им угаснуть. И по этой причине Верниер спал чутко и держал заряженным свой автоматический пистолет.

В течение всей недели, предшествовавшей прибытию парохода, Верниер определил меню и распорядился насчет вин к каждой перемене блюд — в особенности шамбертена, короля красных бургундских вин, крепкого, ароматного, пьянящего, любимого вина Наполеона.

— Любой шамбертен превосходен, — говорил плантаторам Вернир. — Но шамбертен 1911 года вне всякого сравнения. Он превосходит все вина. Бургундия произвела настоящий нектар в том году. Вы оцените сами.

За три дня до прибытия парохода снова возник вопрос о кабане. Все трое решили пойти охотиться.

— Пойдемте с нами, — предложил Прейл Верниеру.

— У меня нет ружья, — ответил Верниер, с надеждой глядя на Дорана. Доран молча отвернулся.

В последнюю минуту, однако, Вилмердинг обнаружил, что укладка просмоленного крепа для отправки на следующем судне идет недостаточно быстро и требует его надзора.

Прейл и Доран сопровождали Верниера в джунгли за границы плантации. Верниер случайно отметил, что только его солнцезащитный шлем был белым. Его спутники надели шлемы цвета хаки.

Диспозиция была такой: Верниеру полагалось идти прямо, в то время как Прейл и Доран должны были двигаться под углом вправо и влево. Нескольких малайцев послали вперед.

В действительности же, как только эти двое скрылись из виду в доходивших до груди зарослях, Верниер остановился. Он хотел, чтобы его спутники оказались впереди него, а не сзади. Джером Стикс не знал жалости…

Детектив снял свой белый тропический шлем и установил его на верхушке куста лантаны. Затем он отошел на несколько шагов и присел на корточки в сырых зарослях, опустив винтовку между коленями. Его шлем — белое пятно в густой зелени — был хорошо виден.

В течение двадцати минут он ждал, отгоняя мух и насекомых. Затем он услышал выстрел, за ним еще два, потом еще, а затем его шлем, крутясь, подпрыгнул вверх, ударился о дерево и подкатился прямо к его ногам. Джером Стикс стрелял метко. Который же из них? Верниер поднял шлем. Пришел выстрел слева — от Прейла или справа — от Дорана? Он рассмотрел отверстия. Выстрел был сделан не слева и не справа. Пуля пришла сзади. Одному из этой пары удалось обойти его и зайти за спину, несмотря на его меры предосторожности. Но кому?

Надев шлем, Верниер двинулся назад к имению. Он добрался до бунгало, никого не встретив. Полчаса спустя вернулись Прейл и Доран с малайцами, несшими убитого поросенка.

Корабль пришел хмурым, душным днем. Доставленный из Батавии повар прибыл на берег в сампане, груженном корзинами, коробками и огромным куском льда, завернутым в джутовую ткань. Он немедленно направился в бунгало герра Корта, где загнал своего китайского предшественника в угол и начал священнодействовать. Принимая во внимание преимущества кухни управляющего и время, которое ушло бы на доставку припасов вверх по реке, трое плантаторов согласились спуститься к управляющему.

По голландской колониальной традиции, обеду предшествовало несколько порций джина на веранде. Верниер гордо извлек меню, написанное на французском, которое он передал по кругу, наблюдая за выражением лиц трех американцев по мере того, как те читали.

Глаза голландского управляющего и капитана парохода, который также был приглашен, расширились и оживились, когда они просмотрели меню. В глазах же трех американцев не промелькнуло и намека на понимание.

Тем не менее, плантаторы одобрительно чмокали губами над гусиной печенкой в желе с портвейном и шумно вдохнули в унисон, когда появились омары, источая ароматы белого вина, бренди, мякоти томатов.

Пол Верниер, как председательствовавший за столом, сверкавшем хрустальной посудой и столовыми приборами из Батавии, казалось, был полностью доволен собой. Временами он мог быть таким же шумливым, как и трое американцев. Однако когда он заговорил о винах, то благоговейно понижал голос.

— Это монтраше, — сказал он, наливая ароматное золотистое вино, подававшееся к омарам, — превосходит любое другое вино в мире. Не может оно сравниться только с шамбертеном.