Бокал звезд

— Диана или Даяна, какая разница. Я тебя все равно люблю.

— Я тоже тебя люблю, Алан. Люблю долгие годы. Так странно любить человека, с которым даже не знакома, мечтать о том, кого даже не встречала. А ты тоже видишь этот сон? Серость и жуткая тишина, и такое чувство, будто движешься… и человек без лица…

— Да.

— Порой мне кажется, я больше не вынесу. Я словно схожу с ума. В чем смысл, Алан? Почему мы каждую ночь видим один и тот же сон?

— Пока не знаю.

Я рассказал ей об Актусе и его онтологических теориях, описал, что почувствовал вчера ночью, когда тот силой мысли пытался показать мне свою новую реальность.

Лунный свет стал ярче, и я обратил внимание на одежду Дианы — простое белое платье, дешевое пальтишко выше колена.

— Твое платье, твое пальто — они…

— Мои собственные, — гордо ответила она. — Дестейл не имеет к ним никакого отношения… Потоку я их и надела.

— Те же самые, что ты носишь в нашем сне.

Диана подняла руку и рассмотрела синий рукав. Затем опустила глаза на подол белого платья, выглядывающий из-под пальто.

— Ну да, те же самые, — удивленно сказала она, потом взглянула на меня, на мой старый костюм и потрепанную куртку. — И твоя одежда — она тоже как во сне!

Она была права. Внезапно возникло чувство, что я почти знаю ответ на загадку нашего раздвоенного существования.

— Идем, — сказал я. — Познакомлю тебя с Акту сом.

— А как же Дестейл? Если я скоро не вернусь, он меня хватится и поднимет на ноги весь город.

— Неважно, я все равно не могу тебя отпустить. А ты сама хочешь обратно?

Она передернула плечами.

— Нет! Ни за что на свете.

Мы стали спускаться по ступенькам. Просвет в облаках сузился, но луна все еще ярко сияла в нем, делая длинную жухлую траву похожей на серебристый морской прибой и превращая кусты и кроны деревьев в серебряное кружево. В темной путанице ветвей свет дробился на осколки, вспыхивая там и тут пронзительными искрами… Уж не на ножнах ли мечей?

Я дернул Диану назад в темноту входа, и тут из кустов на лужайку перед музеем высыпали фигуры в военной форме. Одна была выше остальных и казалась знакомой. На мгновение луна высветила заостренное лицо — Дестейл!

Мы заскочили в музей и кинулись наверх по пыльным ступеням. Меня не покидали мысли о солдате, который стоял в закусочной, и о других, которые наверняка шли за мной по улицам и докладывали начальству каждый мой шаг. Я путал след как только мог и несколько раз возвращался, чтобы проверить, нет ли хвоста, но, очевидно, был недостаточно осторожен.

А может, это Диана была недостаточно осторожна. Не исключено, что Дестейл проследил и за ней. Мы сильно его недооценили. А ведь по насмешке в его глазах я мог бы и догадаться, что он заметил, как Диана посмотрела на меня прошлой ночью — взглянула и покраснела, после чего ушла со сцены, не закончив представления.

И вот он пришел лично вернуть любовницу и разделаться с соперником — но не из гнева, просто решил еще немного потешить эго, отказав мне в том, на что лишь сам имеет право. Для такого, как он, неверность Дианы ничего не значит — всего лишь очередная крестьянская девушка, которую он присвоил. Он ею владеет, но не любит.

Внизу громко протопали сапоги, и фонари прорезали темноту рапирами света. Взбежав по ступенькам, я отыскал на ощупь старинное пианино, больше века украшавшее лестничную площадку. Ощутив под пальцами запыленное красное дерево, навалился плечом и толкнул изо всех сил. Колесики ножек скрипнули, выдавая наше местонахождение, но тяжеловесный инструмент сдвинулся с места и покатился.

Знай аристократы, что за махину выхватил из темноты свет их фонарей, в жизни бы не ступили на лестницу. Я дал им подняться до половины, а потом с помощью Дианы столкнул тяжеленное пианино вниз.

Лестница была узкой, с одной стороны стена, с другой — кованое ограждение. Когда военные увидели, какое неожиданное оружие против них применили, музей огласился разноголосыми криками. Солдаты сами прыгали вниз, и свет брошенных фонарей дико плясал на стенах.

С предсмертным всхлипом лопнувших струн пианино завершило свою жизнь у подножия лестницы. Мы не стали ждать, пока преследователи опомнятся, и, проскочив к выходу, поспешили скрыться в ночи. Луна снова спряталась в лохмотьях облаков, улицы утонули в темноте.

Мы оба пришли в музей пешком, как, по всей вероятности, и Дестейл со своими людьми. Однако я опасался, что скоро появятся флаеры. Чем быстрее мы доберемся до запутанных улочек гетто, зачастую укрытых навесами, тем скорее окажемся в безопасности.

Путь лежал через городское кладбище. Мы прошли рукотворные холмы и долины солдатских захоронений, обогнули высокую стену, за которой находились неприкосновенные могилы аристократов, миновали болотистую низину, выделенную гражданским для их покойников, и наконец оказались в гетто. Погони пока не наблюдалось, но я все равно не осмеливался остановиться и отдохнуть и все поторапливал Диану в лабиринте узких улочек, переулков, внутренних двориков. Вот и рынок…

— Алан, ты хромаешь.

— Да. — Я остановился.

— Ты поранился! Почему не сказал мне?