Диана медленно двинулась в обход сцены. Не жеманно, как другие, а степенно и грациозно. Сняла с себя первую шаль — та бледной бабочкой слетела с пальцев. Она подходила все ближе, и я упивался ее реальностью. Вопреки моим ожиданиям, вкус оказался не горьким, а сладким и дурманящим — аура достоинства высоко поднимала ее над вульгарным окружением, отгораживая от навязанного ей образа жизни.
Дойдя до дальнего конца подиума, она на мгновение остановилась, сняла очередную полупрозрачную шаль и бросила в партер. И в этот миг наши глаза встретились.
Я понял, что жесткое выражение лица с афиши — не более чем игра театральной актрисы, потому как в лице, которое плыло надо мной в золотой дымке светового круга, не было ни тени надменной пресыщенности. Такое же ласковое участливое лицо я видел во сне, и никакая бесстыдная улыбка не уродовала нежных губ, не затмевала летнюю голубизну глаз.
Встретив мои, ее глаза расширились — вначале потрясенно, потом недоверчиво. Она внезапно потупилась, и золото ее шеи потемнело от бросившейся к лицу крови. Девушка отвернулась и пошла дальше. Однако ее походка лишилась прежней неторопливости, и, хотя зрители вопили, требуя продолжения похотливого пиршества, больше им не перепало ни одной шали, и занавес вскоре опустился, скрыв божественное тело.
Выбравшись из зала на улицу, я помедлил под навесом у входа. Представление закончилось, и меня со всех сторон толкали солдаты со штатскими, во множестве выходившие из театра. Заметно похолодало, и сквозь ажурные переплетения дорожек верхнего города над головой падали снежные хлопья.
«Она узнала меня, — подумал я. — Она поняла, кто я».
Логический вывод ошеломлял: она тоже видела мой сон! Но почему она застыдилась? Кажется, я знал ответ: ее не заботило, что думает о ней безликая толпа в партере и извращенцы в ложах, но волновало, что думаю о ней я, потому что она хотела моего уважения. Возможно даже, мое присутствие во сне успокаивало ее точно так же, как меня — ее, и она нуждалась во мне не менее отчаянно.
Внезапно я понял, что должен увидеть ее, должен коснуться ее лица, волос. Должен поговорить с нею о нашем сне. Скоро она со своим хозяином сядет на крыше театра во флаер и улетит. Надежда перехватить ее там представлялась слабой, но иной у меня не было.
Я вернулся в театр и пошел по окаймляющим партер коридорам. От холода больная нога разболелась, и я подошел к лифтам, хромая. Их построили еще до того, как город переиначили, превратив в архитектурный символ армейской кастовой системы. Тогда между штатскими и офицерами еще существовало какое-то подобие равенства, и в верхний город нас допускали. Однако, когда военная диктатура урезала права гражданских, низведя нас до уровня простых солдат, об этом пришлось позабыть, и лифты встали за ненадобностью. Я надеялся найти тот, который еще работает, так как другого пути на крышу для меня не было.
Мне повезло. Кнопка третьего лифта отозвалась, и мгновенье спустя я ступил под обжигающую холодом метель.
Нашел темный уголок на крыше театра и встал на ветру, ожидая.
Надо мною парили тусклые от налипшего снега огни флаеров. Справа были лифты лож, и всякий раз, когда наружу выходил аристократ-военный с любовницей, один из флаеров спускался и подбирал их. Я продолжал надеяться, что Диана еще не улетела, хотя уже понял: на разговор рассчитывать бесполезно. Зато, по крайней мере, я мог выяснить, кто ее владелец, сколь бы горьким ни было такое знание, а значит, где ее искать, сколь бы бесполезно это ни было.
Внезапно меня охватило осознание абсурдности ситуации. Заурядный штатский раб воспылал желанием встретиться с любовницей аристократа! Ветер с хохотом налетел из-за карниза, глумясь над моей потрепанной одеждой. Искалеченная нога разболелась с новой силой. И в этот миг из лифта появилась Диана под руку с блистательным офицером.
Когда я узнал владельца девушки, смех ветра превратился в безумное крещендо. Следовало бы догадаться, что богиня с подиума окажется собственностью самого высокопоставленного офицера в ложах. Женщина Дестейла, чья же еще!
Они прошли совсем рядом с моим укрытием, за ними спустился флаер больше и роскошнее остальных. На худом заостренном лице Дестейла играл гордый румянец собственника — я был готов убить этого человека голыми руками. Однако меня отрезвила мысль о фотонных пистолетах охраны, и я лишь в оцепенении смотрел, как Диана, теперь уже в норке и бриллиантах, забирается в ярко освещенное нутро флаера в сопровождении своего любовника. Машина, урча, поднялась и ушла в ночь, скрывшись за косым снегом и равнодушной темнотой.
Выждав немного, я тенью проскользнул обратно к лифту, вернулся в нижний город и направился в гетто, где меня ждал Актус.
III
Радиоактивные осадки, выпавшие по всему миру в 1969 году, доказали бессмысленность ядерных ударов. Воевать никому больше не хотелось. Западная диктатура, которая установилась вслед за катастрофой, настолько слабо отличалась от диктатуры на Востоке, что и причин драться не осталось.