– Я не согласна, Микки! Довольно, я уже достаточно отдала! Я отдала отца, я отдала свое тело, но своего сына не отдам! Мы будем прятаться здесь, у Альмы.
Микки посмотрел на нее удивленно:
– Это совсем не похоже на тебя, Ирис. Ты, с твоими принципами воспитания! И вообще, почему ты считаешь, что это твое дело?
Она вздохнула:
– А чье? Государства?
– Прежде всего – его, – Микки указал на Омера, который сидел на краю ее кровати, поглаживая обеими руками свои бритые виски.
– Я это не я, я – малшаб, – буркнул он. – Что это вообще значит – «малшаб?»
– Я тебе уже дважды объяснял, – ответил Микки. – Призванный на воинскую службу.
– Вернее, в рабство, – мрачно усмехнулся Омер.
Микки сел рядом, положил руку ему на плечо:
– Успокойся, это всего-навсего первая повестка, у тебя будет время привыкнуть к этой мысли. Правда, Рис?
– Как ты меня назвал? – переспросила она.
Ирис никогда не позволяла Микки так ее называть, но сейчас это почему-то не раздражало. Прошлое вдруг распахнулось. Может, это и есть тот самый шанс? Шанс вскрыть сладкую, душную, запечатанную проклятьем пещеру прошлого, чтобы ее содержимое смешалось с солнцем, ветром и звуками настоящего?
– Что это, родительский день? – раздался вдруг голос Альмы.
Как можно было не заметить ее прихода, в этом платье, желтом, словно солнечный луч? Ирис осторожно позвала ее, опасаясь, что присутствие отца и брата может отпугнуть ее, и она снова исчезнет:
– Альма, ты здесь? Когда ты пришла?
Дочь подошла поближе:
– Я заскочила на минутку приготовить тебе ужин.
– Смотри! – Ирис протянула ей скомканную бумагу.
– Что это? – подозрительно спросила Альма, но тут же догадалась. – Господи, повестка! Какое счастье, что у меня это уже позади. Ничего страшного, братик, поверь мне, что если я справилась, то и ты справишься.
С этими словами она бросила в него зловещим бумажным шариком.
– Как ты вообще можешь сравнивать! – огрызнулся Омер, проворно поймав шарик и бросив обратно в сестру.
– Самое то для избалованных мальчиков, – подколола Альма. – Как раз вовремя!
Отскочивший шарик укатился под кровать, к паучьему трупику. – Пора уже, самое время!
– Я избалованный? – возмутился Омер. – Чья бы корова мычала! Это ты избалованная! Мама, сделай мне мальвинку! – передразнил он. – Я не выйду из дома без мальвинки!
– Не надо об этом! – Альма помрачнела. – Я много лет думала, что маму ранили, потому что мне захотелось мальвинку!
– Да ладно тебе, я был уверен, что это потому, что я спрятался в туалете. Когда это было, мамуль? Десять лет назад?
– Десять лет и семь недель, – ответила Ирис, глядя на них с изумлением.
У них тоже открываются пещеры прошлого, и оно вплетается в единую ткань их жизни. Почему мы никогда не говорили об этом, думала Ирис, чем мы, собственно, до сих пор занимались?
– Вы тут ни при чем, – вздохнул Микки. – Это я виноват, потому что ушел раньше обычного.
Тут Альма спросила:
– А почему ты, собственно, ушел раньше?
– Это давняя история, – начал он, глядя на нее своими глубокими темными глазами, но Ирис перебила его:
– Это, в сущности, уже не имеет значения, ведь я выздоровела, разве вы не видите, что я выздоровела?
– Прямо скажем, звучит не слишком убедительно, – заметил Омер. – При таком количестве бинтов.
Альма села на кровать рядом с ними.
– Это на сей раз действительно из-за меня, – тихо сказала она.
– Но не по твоей вине, – ответила Ирис. – А благодаря тебе.
Не для этого ли ей предоставлен шанс? Чтобы вновь любить, но не Эйтана, а свою жизнь – за то, что в ней есть, а не за то, чего в ней нет.
– Куда я его сунул? – вдруг сказал Микки, роясь в карманах. – Тебе сегодня тоже пришло письмо, Ирис. Я совсем забыл. – Он вытащил из кармана смятый листок. – Вот, нашел это на лобовом стекле, когда забирал машину на развязке.
Он протянул ей листок с непроницаемым видом, и она побледнела при виде отчетливых, синим по белому выведенных букв: «Вернись ко мне».
– Вернись ко мне? Ну и дела! – усмехнулся Омер, с опаской взглянув сперва на нее, а потом на отца.
К ее изумлению, Альма подошла к ней, забрала у нее листок и, не глядя, скатала его в крошечный шарик.
– Это наверняка ошибка, – сказала она.
Ирис смотрела на них, на каждого по очереди. Они здесь, сейчас они с ней.
– Это не ошибка, – сказала она, – это давняя история.