Боль

Похоже, Альме действительно нравится заботиться о ней, хоть она и не показывает вида. Однако Ирис было неспокойно: девочка говорит слишком громко и напряженно, преувеличенно жестикулирует, она купила виноград, хотя маленькая квартирка уже битком набита виноградом, снова и снова спрашивает, хочет ли Ирис кофе, а стакан воды принести забыла, она мечется по квартире без цели, а когда время от времени у нее звонит телефон, закрывается в комнате Нонны и, выходя оттуда, избегает взгляда Ирис.

– Альма, присядь-ка на минутку, – наконец попросила она.

– Минуточку! Я готовлю нам завтрак.

Ирис слышала, как дочь яростно хлопает дверцей холодильника, режет овощи. Кулинария Альму никогда не увлекала, но как-никак у нее есть опыт официантки – и вот она появилась в дверях, неся на подносе ломтики хлеба и сыра, кусочки овощей и, конечно же, виноград и кофе. Ирис, взахлеб нахваливая дочь, точно та сотворила чудо, поспешно освободила место на кровати для нее и для подноса.

– Знаешь, что я вдруг вспомнила? – сказала Альма, усевшись рядом с ней у стены, и тотчас сунула в рот виноград.

Ирис с ожиданием смотрела на ее жующий рот.

– Что ты вспомнила?

– Неважно! – отмахнулась Альма. – Может, этого на самом деле и не было.

– Ну расскажи! – попросила Ирис.

– Ну просто я вспомнила, – нехотя начала дочь, – что в то утро, когда ты вернулась из больницы домой, я встала чуть свет, приготовила тебе завтрак и красиво все разложила на подносе, а ты есть не захотела. Но, наверно, мне это просто кажется.

– Ой, Альма, мне так жаль! – вздохнула Ирис. – Я ничего такого не помню, но я тогда была как в тумане от морфия. А почему я не хотела?

– Тебя тошнило, ты не хотела, чтобы мы вообще заходили в комнату. Я так ждала, когда ты вернешься домой, но даже после того, как ты вернулась, мы тебя почти не видели. Да ну тебя! Что ты плачешь? Теперь мне жаль, что я тебе рассказала.

– Я не плачу, – пробормотала Ирис, – я никогда не плачу! – и тут же рассмеялась: ее слова слишком контрастировали с действительностью. – Прости, Альма, это было страшное время. Я не хотела, чтобы вы видели, как я мучаюсь. Когда вы были рядом со мной, я изображала, что я в полном порядке, и это было так утомительно. Трудно быть мамой, которая ни на что не годится, это противоречит самому понятию материнства. А еще труднее быть мамой, за которой надо ухаживать.

– Но я хотела за тобой ухаживать, – тихо проговорила Альма. – Хотела сделать тебе приятный сюрприз, после того как разочаровала, показать тебе, что я умею ухаживать.

– Ты меня разочаровала? С чего это вдруг?! Чем это ты меня разочаровала?

– Не знаю. Что я не была лучшей ученицей? Что не удержалась ни в одном кружке? Что слишком много смотрела телик? Я хотела, чтобы ты увидела, что я хорошо ухаживаю, я купила поваренную книгу и научилась готовить несколько вещей, но ты ничего не стала есть.

– Ох, Альма, я об этом понятия не имела, – вздохнула она. – Помню, первое время мне правда хотелось побыть одной, но когда я немного поправилась и попыталась снова к вам вернуться, ты была довольно равнодушна.

– Ты ведь знаешь, я быстро сдаюсь, мне не хватает упорства, – сказала Альма. – Кстати, кто такой Эйтан?

У Ирис перехватило дыхание.

– Эйтан? Почему ты спрашиваешь?

– Ты, похоже, видела его во сне. Я, когда проснулась, слышала, как ты что-то бормочешь, типа зовешь его…

– Неужели? – Ирис изобразила удивление. – Это человек, которого я любила тридцать лет назад, когда была еще моложе, чем ты. Странно, что он мне вдруг приснился.

– Мне тоже часто снятся давние вещи. В последний год то и дело вижу, будто ты ранена, и я пытаюсь тебя спасти, и меня тоже ранят.

Ирис удивленно покачала головой:

– Почему ты не рассказывала мне, почему мы никогда об этом не говорили?

– Мне было вообще трудно говорить, я была слишком закрыта. Боаз помогает мне раскрыться, благодаря ему я сегодня могу рассказать гораздо больше.

– Это очень важно, – через силу согласилась Ирис, стараясь не показать разочарования, что враг вернулся. – Как именно он тебе помогает?

– Это часть моей внутренней работы: изменить в себе то, что меня не устраивает. Я почувствовала, что не могу жить дальше так, как до сих пор, а это – шанс на реальные перемены.

– Понятно, – мягко ответила Ирис.

Хотя больше всего ей хотелось завопить: «Но зачем тебе такие перемены? Как ты не видишь, что это извращение?» Но лучше пока не спорить, сейчас не время для морализаторства. Она будет заботиться о дочери, а дочь будет заботиться о ней, и, возможно, вдвоем им удастся медленно демонтировать заложенное на их пороге взрывное устройство.

– Я рада, что ты делишься со мной, – добавила Ирис и вдруг испугалась, что не знает, о чем говорить дальше.

Вроде бы дочь здесь, с ней, ближе, чем прежде, но, с другой стороны, враждебная сила по-прежнему дергает Альму за ниточки. Каково воспитывать дочь на пару с посторонним мужчиной, к тому же опасным, как заметил Саша. И стоило Ирис подумать о нем, как Альма спросила:

– А что твой ученик? Когда он придет?