Боль

Как долго оперируют Р. Л., женщину примерно ее возраста, – с пяти утра! Где сейчас ожидает исхода операции ее семья? Ирис вспомнила, как десять лет назад в одном из этих помещений дожидались Микки, и дети, и мать, которая с виду была еще здорова. Но именно в те дни появились первые симптомы, как раз когда ей нужно было помогать Микки с детьми. Помощь обернулась обузой и даже угрозой жизни: вместе с внуками она едва не угодила под машину, потому что настаивала, что улицу надо переходить на красный свет. Однажды она спутала направление на улице с односторонним движением. Не говоря уже о том, что она упорно варила им куриный суп, забыв, что они вегетарианцы. Любые попытки Микки использовать ее энергию в мирных целях кончались провалом. Покуда тело Ирис час за часом, день за днем врачи собирали из кусочков и соединяли штырями и винтами, точно деревянную куклу, вроде Пиноккио, ее семья разваливалась на куски. И никогда уже не стала прежней крепкой семьей, потому что в сознании каждого навсегда засело это ощущение хрупкости совместного бытия. Да, муж и дети вместе ухаживали за Ирис, но это уже была не молодая простодушная семья, а старая и разочарованная, лишенная иллюзий, ничего уже не ждущая. Теперь она все это отчетливо видела закрытыми глазами, засыпая. Надо бежать, а она спит, вместо того чтобы мчаться, будто лань, в чащу леса. Глаза ей закрыли ледяные веки, ребра стиснули ледяные руки, кондиционер с каждой минутой наполнял помещение морозом, словно ее заживо поместили в морг. Эйтан нарочно привел ее в эту комнату, чтобы заморозить время, чтобы вернуть их обоих в те годы. Ведь что за смысл любить снова, если мир изменился и в нем с тех пор рассказаны новые сказки, завязаны новые связи, в нем живут другие, ее Омер и Альма, его Мирьям, и эти люди не дадут им с Эйтаном быть вместе: даже когда он обнимал ее, она ощущала постороннее присутствие. Ее Микки и жена Эйтана, их квартиры, их ипотеки, их общие друзья – все то, что накопилось с тех пор… Ирис безуспешно пыталась представить себе его дом. Вероятно, Эйтан живет в просторной и ухоженной вилле недалеко отсюда, но она способна представить его себе только в доме его матери, в крошечной квартирке на первом этаже, в пригороде. Здесь, по окончании семи дней траура, он объявил Ирис о созревшем в его душе решении. Неужели слезы, годами скрытые за ее сухими глазами, вырвутся наружу именно теперь? Ирис в ужасе проснулась, дрожа от холода, кончики ее пальцев окоченели, горло саднило, растущая волна плача все приближалась, она ворвалась в двери этой укромной приемной, выплеснулась из раскрытых ртов. Ирис в ужасе поняла, что это явились те, кому ждать уже некого. «Мама, мама, вернись!» – кричали они, глядя на голубой экран, а Ирис увидела, что Р. Л. исчезла с него, будто вовсе не бывала, оставив горстку родных и близких в растерянности и горе. Ирис притворилась, что тоже ждет результата чьей-то операции, пока вокруг стенали и плакали потрясенные люди.

– Здешние врачи – мясники! – крикнул ей прямо в уши мужчина ее лет в черной ермолке. – Они убили мою жену, хладнокровно прикончили ее! Ничего у нее не было, простенькая операция! Они разбивают семьи! Там ваш муж на операции? Заберите его оттуда, пока он еще жив! Это место – сущий ад!

Обнаружив ее присутствие, все столпились вокруг нее, как будто она была в силах их спасти, подробно описывали ей детали операции, как если бы она могла что-то исправить. Точно школьники, наперебой требующие решить их спор и найти виновного.

– Говорил я ей: «Ты мне нравишься такой, какая ты есть. Нужно тебе это кольцо на желудке?» – причитал он, раскачиваясь, словно на молитве. – Она хотела похудеть, раздалась после стольких родов и хотела похудеть! А теперь дети – сироты, Господи помилуй!

Рядом рыдала в черном платке, очевидно, мать погибшей:

– Восемь детей! Последние – близнецы! Через два месяца им три года!

Ирис слушала их оторопев. Неужели они надеются, что она заберет сирот себе?

Путаясь в словах, овдовевший отец продолжал описывать последние несколько часов до операции, не то ей, не то остальным: как они поняли, что операция осложнилась, что ничто уже не будет как прежде, как снова и снова повторяли псалом царя Давида – спаси нас, Царь, услышь нас, когда будем взывать к Тебе, пошли помощь из Святилища и с Сиона… От присутствия стольких людей в помещении стало теплее. Ирис почувствовала, как тело понемногу оттаивает и уже способно отсюда уйти, – но разве можно бросить их в горе! К ней обращались все новые родственники умершей женщины и сообщали все новые детали, как будто ожидая, что она внесет их в некий протокол, но все ее внимание было приковано к мужу, по имени, как оказалось, Сион.

– Кольцо! Кольцо в животе! – негодовал он. – Наизобретали неизвестно чего! Обручальным кольцом освятил я ее! Умереть ради кольца? Похудеть она хотела! Теперь ты похудеешь, пожрут тебя черви и никакого веса не останется!