Боль и сладость твоих рук

По мере того, как Ира думала, что еще хочет, ее лицо становилось серьезнее. Ей было страшно произнести то, что пришло на ум, и она облизала губы, краснея.

— Что? — терпеливо уточнил Тимофей, наклоняя голову.

— Я хотела бы попробовать порку с тобой.

Тимофей скептически улыбнулся и встал, чтобы долить себе кофе:

— Я тебя шлепал однажды, помнишь? Ты получила от силы шлепков десять, а перепугалась так, будто я затеял опасную для жизни практику.

— Мы были почти незнакомы…

— Саба.

Он сверкнул глазами, осаживая ее, а Ира невольно приоткрыла рот. Легкий испуг накрыл вместе с возбуждением — Тимофей заметил и улыбнулся:

— У тебя есть неприятная привычка со мной спорить, — пояснил он в ответ на непонимающий взгляд. — Не надо этого делать, особенно когда ты в ошейнике. Потому что я правда очень люблю пороть.

Ира опустила ресницы, тяжело дыша от возбуждения, которое усиливалось с каждым словом. Тимофей обошел стол и встал за ее спиной, коснулся пальцем ее шеи над ошейником и стал поглаживать.

— Что ты хотела бы попробовать? — спросил он негромко и начал перечислять, не дожидаясь ответа: Ремень? Розги? Флоггер? Стек?

Ира сглотнула. Она знала, что он в конце концов выберет сам.

— Иногда наши страхи — это самые желанные вещи. То, чего мы просто боимся желать, — заметил он неспешно, поглаживая ее шею теперь пятью кончиками пальцев, и от каждого прикосновения по коже шел электрический разряд — во все стороны сразу.

Она молча ждала его решения, поворачивая голову за его рукой в разные стороны, и послушно приоткрыла рот, когда Тимофей скользнул пальцами по шее вверх, провел пальцем по ее губам, и пососала подушечку, когда протолкнул его внутрь.

— Поиграем со стеком, малыш. Пока не заплачешь. Я хочу тебя трахать, когда ты вся в слезах. Здесь, на столе, — объявил, наконец, он. По ее телу волнами проходила дрожь, она растекалась по стулу и едва сдерживала тихий жалобный стон желания. Но в тот момент, когда Ира уже была готова на все и снова потянулась губами за его пальцем, он тихо рассмеялся и убрал руку:

— Не сейчас, саба. У тебя есть работа, помнишь? Готов поспорить, тебя там заждались… Так что будь хорошей девочкой, и ты получишь награду вечером в пятницу.

Ира с трудом перевела дыхание и взяла себя в руки. К тому времени, как она открыла глаза, Тимофей уже был в другом конце кухни, возле холодильника, внимательно изучая его содержимое и что-то насвистывая себе под нос.

— Садист, — с нежностью пробормотала она себе под нос.

— Даже близко нет, — мгновенно отозвался Тимофей, едва повернув голову, — для тебя просто господин, саба.

День, начавшийся с такого утра, выдался просто прекрасным. На работе все прошло очень спокойно, несмотря на то, что Тимофей был прав: она значительно снизила внимание к клинике в последние дни, увлекшись происходившим между ними и задушевными беседами с Лори. Но дел накопилось не так много, чтобы не справиться, и пациентов почти не было. И уже в обед начало подтачивать изнутри неприятное предчувствие: когда все слишком хорошо, что-то может произойти. Что? Что?

К вечеру тревога усилилась, поэтому Ира почти не удивилась, обнаружив на пороге своего кабинета заплаканную Лори: она приехала без предупреждения, а значит, что-то случилось.

— Что случилось? — спросила Ира, едва взглянув на ее лицо. — Тебе нужен осмотр?

Ее сердце пропустило удар. Пару раз ей приходилось осматривать на гинекологическом девочек, пострадавших от слишком жестких игр — руководители клуба могли создать лучшие в мире правила безопасности, но им не под силу было уберечь саб от собственной глупости и опасных игр по взаимному согласию. Кто-то использовал девайсы не по размеру, кто-то сдуру пытался "расширить границы" в прямом смысле слова.

Еще чаще в клинику обращались со всякого рода порезами и ссадинами от слишком сильных ударов — режущие инструменты и плети в клубе были запрещены для всех, кроме пары очень умелых домов, но ремни, стеки, розги могли травмировать кожу не слабее ножа при неумелом обращении.

Насмотревшись на это, Ира еще меньше хотела практиковать порку и долгое время даже отказывалась пробовать, пока не научилась хорошенько. Быть сабой, получившей травму по глупости — плохо. Но еще хуже оказаться на месте дома, который по глупости рассек кожу доверившейся ему нижней и оставил шрам на всю жизнь.

Диковато покосившись на гинекологическое кресло, Лори помотала головой:

— Нет, нет. Я в порядке… физически. Просто одна неприятная история из прошлого вылезла. И я не знаю, что мне делать.

— Ты Максу звонила? — осторожно спросила Ира, которой с каждой секундой все меньше нравились перепуганные глаза подруги. Такую Лори она не видела уже очень давно. Ее саму теперь посетило дежа-вю: картины двухлетней давности, когда они с Лори только познакомились, когда Лори еще проходила терапию у Макса и временами не справлялась с психологическим напряжением. Тогда у нее случались и панические атаки, и внезапные истерические припадки со слезами и криками.