Боль победы

Разрубил. Первые два удара рассекли шлемы двух латников, как будто те были сделаны не из лучшей стали, а из тонкого дерева. Мозги, кровь, кусочки волос и кожи забрызгали тех, кто был рядом с убитыми, и на долю секунды заставили их остановиться. Снова два взмаха, и выбыли еще двое, в том числе сержант Эдгар, тот самый, который заехал в ухо Хистану, – страшный удар отсек ему ногу.

Хистан потом со злорадством думал о божественной справедливости – ведь он, «придурок ученый», «свиной выпердыш», жив и здоров. А этот тупой бугай истек кровью. Есть Бог! Есть!

Это было последней каплей, отправившей Хистана на служение Богу. Нужно же было как-то отработать полученную милость в виде божественной справедливости. Хистан сам всегда хотел расчленить этого Эдгара, но ему не хватало смелости. Вот Бог и услышал его молитвы.

Затем началась бойня, об ожесточенности которой можно было судить по забрызганным стенам и даже потолку, находящемуся в пяти метрах над головой, – куски разрубленной плоти достигали и его.

Андрей вертелся, изгибался, подпрыгивал, падал на пол – и каждым ударом доставал, доставал, доставал! Люди падали так, будто это были не тяжеловооруженные солдаты, а колосья пшеницы под ножом комбайна. Он размылся в серую нить, в смертельный туман, каждым касанием убивающий противника.

Чтобы уничтожить двадцать пять человек, ему понадобилось две минуты. Как ни берегся – а десяток порезов и колотых ран Андрей получил. Благо, что они на нем мгновенно затягивались.

Последнего солдата Андрей добивал уже бегущего, в спину – подрубил клинком ноги в подколенную впадину. Тот проехал по натертому паркету, как запущенный могучей рукой великана мешок картошки, и пополз куда-то в сторону, спасаясь от неминуемой смерти.

Андрей в три прыжка догнал раненого, рывком сорвал с него шлем, порвав ременные завязки, лопнувшие как гнилые нитки, и, уставившись в конопатое лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами, жестко спросил:

– Где сейчас Гортус? Отвечай, быстро! Иначе будет больно!

Раненый молчал, широко разевая рот, – видимо, был в шоковом состоянии, и Андрей резко ударил его по губам, наполняя рот горячей кровью.

– Быстро! Где?! Гортус?!

Раненый показал руками куда-то в конец коридора, но Андрей и сам уже слышал команды, топот стражников и звон их железных доспехов.

А еще – голос Гортуса, который он запомнил на всю жизнь: глумливый, надменный голос человека, привыкшего к тому, что все вокруг удовлетворяют его желания.

Толпа, бегущая по коридору, остановилась, увидев картину – человек с окровавленным лицом, с двумя клинками в руках, а вокруг куча трупов. Чужак, склонившийся над лежавшим стражником, выпрямился, с отсутствующим видом, не глядя вонзил острие клинка в шею раненого и медленно пошел на стражников.

Прозвучала команда, и вперед вышли лучники, мгновенно натянувшие луки и пустившие свои смертоносные снаряды в грудь чужака. Бесполезно. Он смахнул стрелы, как кот, сбивающий лапой мотылька, и, оскалив белые зубы, сверкая желтыми глазами, лишь ускорил шаг. Еще три стрелы разлетелись, отбитые молниеносными клинками, и человек побежал на охранников, рыча и выкрикивая какие-то непонятные слова.

Андрей матерился по-русски, вспоминая все слова, какие знал, а потом просто заревел:

– А-а-а-а-а-а-а! – и врубился в толпу.

Ему нужно было достать Гортуса, прячущегося за чужими спинами и раздающего команды.

Он уже не надеялся уйти живым и впал в боевую ярость берсерка, который не обращает внимания на раны, лишь бы достать противника.

Он забыл, что у него есть семья, дети, друзья, – осталась лишь всепоглощающая ярость, желание убивать и добраться до этой глумливой рожи, что мелькала в конце коридора.

Лица слились в бесформенное пятно, тело послушно следовало инстинктам – не мысли, а инстинктам. Оно знало, что надо увернуться и ударить, пропустить над собой меч и ткнуть в горло, отбить саблю и разрубить ее владельца до грудины.

Время будто остановилось. Люди казались манекенами – стояли, медленно двигались, поднимали и опускали оружие, иногда прилетала стрела, которую Андрей смахивал прямо перед своим телом. А иногда и не успевал – две стрелы торчали в ключице и мешали ему двигаться, царапая кость острыми наконечниками.

Куртка набухла от крови, время от времени его обжигал очередной удар, прилетевший откуда-то сбоку, – в такой толкотне нельзя было заметить все удары, как ни старайся. Он парировал все опасные, и самое главное – уберегая голову. Если повредят мозг – ему конец.

Из глубины коридора прилетели две сети, наподобие рыболовных утяжеленные по краям грузами. Он знал, что такие применяли стражники для захвата буйных преступников, которых хотели взять живыми. Чтобы потом публично казнить, конечно.

Андрей увернулся от одной, поднырнул под вторую, упав под ноги солдатам. Они дружно навалились на него, рассчитывая подмять массой. Он встал, вместе с шестью здоровенными парнями, впившимися в него со всей отчаянностью и силой, выронил один из клинков и свободной рукой стал отрывать от себя и отшвыривать вцепившихся «пиявок».