Боль свободы

Снова ударяет в голову звук воды. Уже не вспоминается теплая улыбка возлюбленной, она осталась где-то в прошлом и потому растеряла все свое тепло, оставив только остывающий в памяти след необратимой утраты.

Сознание быстрее пробуждается, лишь немного избавившись от усталости и истощения. В ноге просыпается боль, хотя, по сравнению с тем, как она болела чуть раньше, по сравнению с тем, как отдавались болью удары сердца, когда огнем солнца пекло лицо, но нужно было ползти дальше, надеясь добраться до тени быстрей, чем поджарятся веки на глазах, – по сравнению с теми чувствами эта боль уже не кажется такой уж невыносимой.

Это помогает очнуться, и тут же взгляд схватывает застывшую на кончике листа капельку чистой воды. Уже не так жарко, не так светло. Значит, солнце успело скатиться к горизонту, хотя отсюда его не видно. Опустилась роса, когда дневная жара спала, а с листа на лицо успели свалиться несколько капель.

Рот открывается сам, а руки вновь поднимают тело выше, следом высовывается язык и только хочется поймать каплю, едва она решит свалиться. Конечно, она не уймет жажду, но от этого желание добраться до всего одной маленькой капли ничуть не утихает. А она набухает так медленно, так неторопливо, что за несколько этих мгновений уже успевает разыграться голодом нетерпение.

На листике что-то шевелится. Выглядывает маленький червячок, но тут же прячет свою голову. Ум, проснувшись, начинает жить мыслями, но он даже не вспоминает о желании выжить, о том, как хотелось выбраться из ловушки, из капсулы, из объятий песка, убежать от жара солнца. В мыслях не появляется идея, мелькнувшая в уме раньше, даже на мгновение не приходится думать о том, что нужно выжить, чтобы найти способ подать сигнал, чтобы просто разгореться еще ярче, чем когда-либо можно было подумать, чтобы зазвучать голосом истинной свободы, не искаженной философскими трудами Федерации.

Все эти мысли остаются жить где-то в самой глубине сознания, а на его поверхность всплывает только самое важное, только самое необходимое. Сразу же опровергается не успевшая сформироваться в голове мысль о том, что такое солнце должно бы убить к чертям всю жизнь, какая только может зародиться на планете. Такое мощное излучение не может… впрочем, дальше нет смысла думать, ведь этот огромный, темно-зеленый лист над головой, кажется, ничуть не беспокоится о том, как жарко палит его родная звезда.

И этот червяк, показавшийся всего на миг, но успевший обнаружить свое присутствие. Он, что, так и ползал по листьям, несмотря на палящее солнце, или же только вылез из тени, в которой прятался? Как бы там ни было, ясно, что жизнь этот зной не убивает. Что не ясно, а убивает ли солнце тех, кого глазами заметить нельзя?

Еще во время полета мысли об этом приходили в голову. Самое опасное, что может отыскаться на Асумгарде, – это вряд ли хищники. Хотя, нельзя быть уверенным. И все же, опасаться нужно не их, их хотя бы можно заметить, а вот паразитов, бактерий, вирусы – отыскать их глазами нет вовсе никакой возможности.

Сухое горло пытается сжаться, но от жажды не получается сделать глоток. Слюна будто вовсе перестала выделяться, а капелька, повисшая на краю листа, как раз готовится упасть. Миг еще сомнения терзают ум, не давая принять решение, хочется проглотить хоть капельку, но этот червячок… кто знает, что это за тварь. Да и кто его знает, что может водиться там, на листике, какие паразиты могли отложить на него свои яйца, и что может произойти, когда они вылупятся в слабом организме инопланетного чужака. Кто вообще знает, что происходит здесь, на Асумгарде.

Сознание не расслабляется. Одна капелька не утолит жажду, а такая глупая неосторожность может обернуться просто ужасающими последствиями. Даже на родной планете водятся такие неприятные паразиты, которые уже через пару дней могут заставить корчиться от боли. Только вот здесь нет медицинских ботов, да здесь даже бинтов нет, чтобы перемотать ногу.

Мгновенно ум занимает уже другое беспокойство. Нога, нужно выяснить, что с ней. Подняться тяжело, но силы еще есть, и это хороший знак. Значит, организм еще не истощило, сознание пропадало не из-за голода и бессилия, а из-за боли и шока. И это хорошо, потому что дает надежду, что все еще удастся исправить.

Впрочем, тут же надежда тает, стоит только взглянуть на ногу. Даже не будучи специалистом, можно сказать, что положение ужасное. Чуть выше стопы нога уходит в сторону, лишь немного, но так заметно, что это заставляет ее выглядеть неестественно.