Боль свободы

Усыпанная красным песком равнина тянется с левой стороны до самого горизонта, и взгляд не желает гулять по ее безжизненной пустоши. А ум уже снова оживает, стремясь всеми силами напитаться влагой, избавив тело от мучительной жажды, за ночь успевшей иссушить губы и отнять голос.

С одной стороны пустыня, а с другой лес, а значит, поблизости должна быть вода. Непременно должна быть. И мозг готов делать самые отчаянные попытки разгадать тайну ее обнаружения. Он подсказывает мыслями, заставляя их рождаться мгновенной линией рассуждений, что если поблизости есть река, то она течет от холмов, или мимо холмов, и нужно искать ее в той стороне.

Конечно, нет никакой возможности определить, есть ли вообще поблизости река, но ум отказывается сейчас признавать бессилие. Недолго. Ровно до тех пор, пока решительный взгляд не обращается к ноге.

Стопа вывернута и торчит в сторону, когда должна указывать вверх. А нога совсем не болит, отчего становится жутко, ведь она должна болеть. И в то же мгновение чувства отвечают на призыв, и боль пронзает тело насквозь до звона в ушах и биения в висках.

Тело коченеет в судорожном припадке, а руки невольно хватаются за бедро, и все это напоминает мгновение, пережитое вчера. Словно кошмар собирается повторяться изо дня в день снова и снова. Только в этот раз боль уже не настолько сильная, чтобы заставить потерять сознание. А может, уставший терпеть ее ум, просто не желает больше обращать на это надоевшее чувство внимания.

Мысли вдруг убегают в сторону, будто желая отвлечь сознание от ноги. Тут же вспоминается костер, обжигавший только что лицо. И едва взгляд на миг уходит в сторону, тут же становится ясно, что это не фантазии беспокойного сна, обратившегося кошмаром, пламя на самом деле все еще горит, хотя и ночь успела пройти, а ветви будто бы до сих пор не успели исчерпать весь запас своего жара, и это топливо продолжает дальше подпитывать огненный нрав растений этой адской планеты.

Только боль тут же возвращается. Как ни страшно вообразить, что сейчас придется испытать, но нужно действовать быстро. Нельзя оставлять ногу в таком состоянии. Наконец, уже сейчас это может обернуться такими жуткими последствиями, что обычный перелом уже не кажется такой напастью. Теперь думается, что нужно было еще вчера набраться смелости, пересилить усталость, вправить кость и установить шину. Да только это сейчас так кажется, но еще вчера, чтобы там ни взбрело в голову, все бы окончилось так же, ведь сознание просто не могло уже терпеть этих мучений.

Сейчас же уже поздно думать о том, как следовало поступить. Руки обхватывают ладонями ногу у бедра, страшась приблизиться к месту перелома, но уже готовятся схватить ногу и поставить кость на место. Замирает дыхание, сильнее колотится сердце, но потом взгляд отвлекается на сухие деревяшки, лежащие как раз под рукой, и пара веток тут же отправляется в костер.

Возможно, ночь здесь слишком короткая, если ветки продолжают до сих пор гореть. Если сейчас потерять сознание от боли, если костер потухнет и успеет остыть, то в следующий раз, ближе к ночи уже не получится разжечь пламя раньше, чем ум потеряет все силы и бросит тело в холодные, морозные объятия Асумгардской ночи. И следом ладони тут же бросаются к стопе, ухватываются за нее и рывком пытаются вставить кость на место.

Взгляд не желает даже смотреть на происходящее, и глаза тут же прячутся за веками. А уже в следующий миг, когда глаза открываются, из горла раздирающим дыханием вырывается хриплый, скрипящий вой.

Голова лежит на земле. В этот раз все произошло так быстро, что даже не удалось ничего понять, сознание просто улетучилось, бросив тело на землю в то же мгновение, как глаза закрылись за веками.

Теперь же взгляд, едва удается очнуться, сразу пытается взглянуть на ногу. С трудом удается приподнять голову, и тут же выясняется, что вправить кость так и не удалось, она встала ровнее, но все еще торчит, правда, теперь уже в другую сторону.

Лицо скукоживается от детского желания разрыдаться, но с хриплым вздохом это желание тут же пропадает, неспособное облегчить боль. Обожженную вчера левую руку печет, но только сейчас это становится заметно. Солнце успело пробудиться, а вывалившаяся за границу тени рука тут же стала обгорать. Хотя, возможно, это просто кожа, раненная ядом растения, отреагировала на горячие лучи таким бурным чувством.

Приходится опять собирать волю в кулак, осознавая, что больше попросту ничего не остается. Есть всего две тропы, ведущие из этой точки жизни. Одна из них короткая, увенчанная сладостью вечного сна, которая тайком постоянно зовет ум все бросить, но другая, полная боли и страданий, но горящая надеждой воплотить самые невероятные мечты, перевернуть мир с ног на голову, изменить все, – она зовет жить с такой силой, таким буйным голосом, что вынуждает терпеть любую боль, обещая помогать выносить самые невероятные страдания.