Боль свободы

Дома это было так просто. Ни одна болезнь не могла бы стать угрозой. Если даже и появлялся слабый насморк, то организм легко побеждал недуг, не требуя хотя бы простого отдыха. Единственное, что могло вынудить отправиться в больницу, чтобы полчаса провести в медицинском боте, так это появление нового вируса, нового типа бактерий, к которым иммунитет просто не успел приспособиться. На Асумгарде же вовсе может не найтись таких болезней, с которыми организм уже привык бороться, и самая обычная, самая бессильная из них может оказаться смертельным ядом для инопланетного тела.

Во время полета все это уже было ясно. Мозг думал резво, быстро, легко отыскивая нужные знания и выстраивая логические цепочки. Тогда ум сразу определил, что нужно избежать всякой опасности, нужно отыскать способ вскипятить воду, чтобы убить хоть часть опасных бактерий. Сейчас, правда, нет сил подумать о том, могут ли они выживать в такой горячей среде, ведь это солнце наверняка умеет нагревать воду не хуже, чем кухонная плита.

В любом случае, все это уже было обдуманно, а теперь зачем-то вспомнилось, и сердце в груди аж сдавливает от одной мысли, что нужно терпеть жажду еще дольше, когда горло изнутри все будто покрылось иглами, которые рвут его от одного только дыхания.

И в следующий же миг сознание гонит прочь эти мысли. К черту это. Да еще минута, и уже можно сдохнуть от этой проклятой жажды. Губы, кажется, рассыпаются песком. Верхние слои кожи уже истощились настолько, что отваливаются с губ сами собой. К черту все! Сунуть голову в реку и напиться, и будь что будет!

И едва голова начинает клониться вниз, к реке, как вдруг застывает почти у самой поверхности течения. С клоками прилипшей, сухой грязи, в реку с головы сваливается несколько волосков в тот миг, когда не до конца растаявшее сомнение заставляет остановиться и замереть.

Грязь тут же рассыпается песком и мгновенно исчезает в спокойном течении, а вот упавшие в реку волоски, едва касаются жидкости, бесследно испаряются с ее поверхности, выпустив сразу растаявший, едва заметный клочок пара.

Губы начинают дрожать. Усталые руки с трудом выпрямляются, чтобы не дать голове упасть в реку, а сердце опять начинает колотиться, уже даже такое усилие принимая за почти непосильный труд.

Наконец, едва удается выпрямить спину, дрожащая рука тут же тянется к голове. Закопав пальцы в волосы, легко удается достать едва ли ни целый клок волос, из которого нетрудно скатать плотный, маленький шарик, израненный просветами.

Волосы так легко остаются на пальцах, словно они и так уже сами по себе начали выпадать то ли от жажды, то ли от всех этих жутких мучений и нервов. Только мысли не обращают на это ни капли внимания. Да отвались сейчас с головы ухо, кажется, взгляд бы задержался на нем на миг, а затем продолжил бы таращиться на реку, внимательно наблюдая за тем, как проходит эксперимент.

Комок спутанных волос тут же отправляется в реку. Он падает на неровную, волнистую поверхность, но не уплывает, не уносится вдаль по течению, а вместо этого с шипящим звуком растворяется в мгновение ока, испускает маленькое облачко белого пара и исчезает, забрав с собой надежду на спасение.

От горя впервые в жизни грудь пронзает острой болью. Даже биения сердца не чувствуется. Рот открывается, но не получается вздохнуть, лицо стягивает, веки накрывают глаза против воли ума, да и сам ум постепенно утопает в тягостном осознании самой жуткой утраты, утраты последней надежды, теплившейся в сердце слабой искрой жизни.

Лицо корчится и сжимается, глаза начинает жечь, а сухость в носу и в глотке обращается невыносимой болью, хотя вздохнуть до сих пор не получается. Сейчас из глаз должны ручьем ударить слезы, должны прошибить таким фонтаном, что им придется вытянуть из организма последние капли жидкости. Глаза даже начинают болеть, вопреки желаниям, старательно пытаясь выдавить хоть каплю жидкости… но даже этого не выходит.

Да и нет в уме никаких желаний. Нет никакого ума, нет никакого сознания, есть только эта жгучая боль в глазах, из которых пытаются рваться слезы, но у организма просто не хватает сил, чтобы им позволить. Даже поломанная нога, лежащая неудобно оттого, что приходится стоять на коленях, сейчас не пытается отвлекать болью.

Даже и ругаться не хочется. Кислота. Он кислоту, говорил палач, не выдерживает. Только ее. Кислоту, которая на этой чертовой планете течет реками, окрашивая камни в необычный цвет, которая поднимается из земли в древесных жилах, которая наполняет растения соком. Только ее армейский комбинезон не выдерживает.

Больше ни единой мысли. Все кончено. Точка. Нет здесь никаких лазерных тараканов, их и не нужно. Кто бы ни оказался на этой планете, он не проживет и неделю, потому что раньше умрет от жажды.