Болезнь куклы

Кукла двигалась. Маленькими шажками приближалась прямо к Ане. Девушка завизжала и выскочила из постели. Миша схватил ее, прижал к себе. Аню трясло. Она пыталась заплакать, но в высохших глазах не было ни слезинки. Только тело судорожно вздрагивало.

Кукла подошла к изголовью, развернулась, будто собираясь идти обратно, но вместо этого села на край подушки. Затем, откинувшись, легла. Резкий поворот головы снова заставил Аню закричать.

Кукла смотрела прямо на них. Глубина глаз притягивала. Мадлен звала к себе. Они оба почувствовали это. Под ложечкой словно воткнули иглу и тянули тугую невидимую нить, а на конце уже завязался узелок. Аня безостановочно кричала. По батарее стучали соседи.

Мише тоже хотелось кричать. Ему хотелось бежать прочь со всех ног не только из квартиры, но даже из города. Но в его руках в билась в истерике Аня. Он перевел ее за спину, сам кинулся к кровати, ухватил куклу поперек тельца. Сжимал мягкое туловище, пытался прощупать механизм, который приводит куклу в движение, но ватное тельце продавливалось насквозь, а в фарфоровых конечностях вряд ли что-то можно уместить. В ярости Миша отшвырнул ее в сторону. Мадлен ударилась о гудящую соседским возмущением батарею, фарфоровая ножка раскололась.

Аня заорала до хрипоты, как от собственной дикой боли, упала на пол.

– Анька! – Миша, задыхаясь, едва мог говорить. – Я ее выкину. Это… это… Аня?

Он не мог понять, как такое могло случиться. Девушка лежала без сознания, под ней лужей растекалась кровь. Правая нога пугающе вывернулась. Из рваной раны на голени торчал осколок кости.

Миша изо всех сил пытался проснуться. Бил себя по щекам, давил костяшками пальцев на точку на верхней губе, прокусил руку до крови. Но кошмар не прекращался.

Он кинулся к Ане. Рыдая, шептал что-то бессвязное, какие-то подобия извинений, мольбы, боясь даже взглянуть на искалеченную ногу. Он прижимал обмякшее тело к себе, качал на руках, словно пытался усыпить, затем почему-то решил привести в чувства, тормошил, хлопал по щекам.

Аня открыла глаза. Он испугался: что наделал?! Она же сейчас умрет от боли! Но Аня даже не поморщилась. На Мишу уставились две красивые стекляшки. Ни боли, ни страха, ни любви, ни ненависти. Ничего.

В голове, как набитой опилками, ни одной мысли не осталось. Шаря рукой по полу, он нащупал валяющуюся игрушку. Фарфоровое личико было мокрым от слез, они текли из полных дикой муки, человеческих, любимых глаз.

Миша не помнил, как одевался, выходил из квартиры, шел по ночным улицам с куклой в руках. Он не помнил, как оставил Аню: поднял ли с пола? положил на кровать? вызвал ли скорую? Он не знал куда идет, помнил только, что должен отдать куклу и вернуть любимую. Любой ценой. Это он помнил очень хорошо.

***

Дверь проклятого флигеля со скрипом отворилась. Миша покорно зашел внутрь. В тот же миг все заполнил звенящий бубенцом голосок.

– Мадлен! Ты вернулась! Ты привела с собой Мишутку. Как это мило с твоей стороны. Он так быстро ушел. Мы даже не попрощались. А что с ногой? Мишутка такой неловкий. Ну, мы же не будем винить его за это, правда, Мадлен? Теперь ты, мерзавка, узнаешь, каково это – всю жизнь на костылях! Ничего привыкнешь. Я же привыкла. Даже танцую. Погляди! Нет, ты сядь и погляди!

Ручка патефона закрутилась сама собой. Раздались звуки польки.

– Сядь, сказала!

Невидимая сила выдернула куклу из безвольных Мишиных рук и швырнула на диван, как раз между двух рыжих, совершенно одинаковых пупсов.

– Посмотри!

Сквозь слезы Аня глядела, как Миша, словно умалишенный, неуклюже переваливается с ноги на ногу, монотонно хлопая в ладоши в такт отвратительно фальшивому пению.

– Мишка с куклой бойко топают, бойко топают. Посмотри! И в ладоши звонко… Веселее, Мишутка! … хлопают, звонко…

Песенка гвоздем вонзалась в мозг, если б он был. Но в теле Мадлен были лишь живые Анины глаза – зеркало души. И душа терзалась. Миша… Милый, добрый, нежный, преданный. Ее Миша сейчас, лишенный воли, как затравленный медведь на ярмарке, потешен и жалок. Больше выносить это зрелище Аня не могла. Но точно также она не могла не смотреть, даже просто закрыть глаза: у нее не было век.

Видимо, страдания тоже имеют и силу, и энергию – кукольные ручки пришли в движение и устремились к лицу с намерением воткнуться в глаза.

– Э-э! Нет! Ты что творишь?! – взвизгнула карлица.

Тут же с двух сторон навалились рыжие пупсы, не позволяя пошевелиться.

– Молодцы, мальчики! Так ее! Ишь, удумала! Нет, дорогуша. Ты еще увидишь наши танцы. Танцы кукол! …Звонко хлопают. Раз-два-три. Мишке весело, очень весело…

На звуки песни со своих мест одна за другой вскакивали куклы. С полок, этажерок они валились кубарем, затем вставали на ножки, у кого они были, и брели рывками, дергаясь при каждом шаге в центр комнаты. У кого же ног недоставало опирались и на руки тоже или ползли.