– Ну по любому это будет не сегодня. Сегодня Слава в Лесичарске прохлаждается, и до меня через тридцать верст ему никак не допрыгнуть.
– Да, опять какое-то размытое предсказание, – согласился Полярник. – Видно за счет того, что ты, хоть и несильно, но все-таки опьянился, твой центр прогнозирования дает сбой.
Я почувствовал, что меня теребят за рукав.
– Болярин, что с тобой? – встревоженно спрашивал меня Доблестин. – Только что шутил и был весел, как вдруг замер на крыльце, и стоишь, только губами молча шевелишь.
– Молюсь перед очередным приемом пищи! – бодро отрапортовал я.
– Да мы же, помолясь, ели только что, а ты вдруг опять взялся молиться.
– Маслом кашу не испортишь! – снова вывернулся я. – Ты лучше скажи: где это Ванька пиво взял?
Мы как раз подошли к столу. Доблестин торопливо ухватил деревянный жбан и поднес его к носу.
– Точно пиво! Да еще, похоже и крепкое! Оно ж в смеси с вином хлеще ракии плющит! Это Гергалина чего-то намесила, вот зараза! Приглянулся ей видно Иван, замуж девка сильно хочет.
И зловеще добавил:
– Да вон и она сама идет, еще пиво тащит. Счас мы ее уважим!
И страшным голосом заорал:
– Герга! Паскуда! Подь сюда!
Прыщавая девица в расшитом переднике, спешившая к столу, деловито развернулась и унеслась, перейдя на бег, в другую сторону, не бросая заветный дополнительный жбан для милого Ванечки.
Мы с Доблестином увлекаться ловлей не стали, хватит, наловились сегодня, и вольготно расположились за столом, благо свободного места теперь хватало.
– До позднего вечера ее нынче уж не поймать, – махнул рукой молодой хозяин. – А и поймаешь, будет отпираться до последнего: дескать, гости попросили водички принести!
– Ну и пес с ней. Переживем этакую потерю.
Тут, заслышав наши голоса, оживился Ваня. Глупая улыбка растянула его губы, мутные глаза кое-как сфокусировались на мне.
– М-м-мастер! – с трудом произнес он. – Прив-весую… Нет! Првввсую! – и, видимо чувствуя свою несостоятельность в трудном искусстве речевого жанра, прикрыл глаза, как-то поднатужился и тихонько выдавил из себя:
– Ташчи пыво! – и уронил голову на стол.
Печальное зрелище. Доблестин было взялся хихикать, но видя мое серьезное лицо, быстро примолк.
Я вздохнул.
– Видишь, Доблестин, как вино человека уродует? Ведь Ваня отличный парень, один из моих лучших друзей, проявил громадное мужество в своем первом, и слава Богу, последнем бою, спас нам всем жизни, малопьющий, женатый по сильной любви на умной женщине и вдруг так опозорился в чужих людях!
– Ну ты, болярин, к нему как-то чересчур строг. Все пьют, и у него на родине, и у нас. Да ты и сам так сноровисто ракию в горло заливаешь, что любо-дорого поглядеть. Так в чем между вами разница? Почему он плох, а ты хорош?
– В основном в возрасте.
– Как так?
– Большие кудесники далеких веков, которых там называли учеными, доказали, что мозг человека развивается до 22 лет, и спору это не подлежит. Вы с Иваном пока должны умнеть с каждым прожитым годом. А спиртные напитки, особенно пиво, этот процесс обрывают.
Ване всего двадцать, и он, к сожалению, большим умом пока не блещет, и уступает в этом деле даже своей жене.
Он умнел в этом походе с каждым днем все больше и больше, все чаще делая правильные выводы в трудных обстоятельствах и вдруг такой облом! Нашел тут гадостного пива, намешал его с винищем, может еще и ракии для полноты ощущений добавил, и вот тебе результат – упал мордой вниз прямо в какой-то салат.
– Это, вроде, бобовый…
– А вот это без особой разницы. Как бы он не перестал вовсе со всей этой дряни дальше умнеть, вот что будет обидно!
Я вас гораздо старше, и в основном уже только наращиваю жизненный опыт, да осваиваю новые умения, а не умнею. Грех жаловаться, на мою жизнь ума пока хватает, и жена считает меня неглупым человеком. Уж какой я есть, такой и есть, да только за дурость никто ни в глаза, ни за глаза не ругает.
– Может боятся сказать? Случаются же и у тебя ошибки?
– Еще как случаются. Да уж кто-нибудь бы такое известие – Владимир, тебя этот нехороший человек после твоей промашки дураком за глаза обзывает! – обязательно бы передал, не упустил бы свой шанс. Особенно, когда я в роли атамана, можно сказать десятника, ватагу из Новгорода в Константинополь по наиважнейшему делу вел.
– Исполнил дело-то?
– Изловчились толпой, кто как мог. Ладно, пусть Ванька в своих бобах часок отдохнет, может и проспится, а мы пока выпьем.
– Мне еще ум наращивать нужно!
– Вот ракии и крепленого вина и не употребляй до 22лет. Да и винцом позднего урожая, которое зовут полусухим, сильно не увлекайся, успеешь еще за долгую жизнь отличиться. А чуть-чуть слабенького сухого винишка тебе не повредит.
Под эти мои просветительские беседы (сомелье из меня так себе) и выпили.
– А куда это у нас дед Банчо делся? Не под стол пристроился? – поинтересовался я.
– Нет. Вон он сидит вместе с бывшими бойцами восстания 71 года. Их тогда в бой сам Георгий Войтех вел. Я-то сам 79 года рождения, и тех времен помнить не могу. Все, что мне о том времени известно, знаю по рассказам отца, он у них десятником был.