А то вон Добрыня до меня в покосившейся избушке с окнами без стекол и с недостатком харчей сидел. Кабы не мои деньги, так по сию бы пору в этой негодной домушке и торчал. Вот пусть и сходит, за народное счастье повоюет, как иностранный ведьмак какой-нибудь. Да еще слупит с того, кто это закажет, изрядную мзду. Мало что-то уметь, надо еще это умение и уметь продать. Хватит лежать, да в потолок плевать – извольте поработать!
И всю жизнь изводили нечисть и без Аль-Тана? Вот и сейчас как-нибудь обойдетесь!
Этак поразмыслив, я понял, что решение принято, встал, подошел к столу, взял кинжал в руки и начал его рассматривать. Пора вступать в права!
– Берешься? – спросил Доблестин.
– Берусь! – ответил я.
Рукоятка идеально подогнана к ладони, и немножко шероховатая, видимо, чтобы не вертелась в потных или неумелых руках, цвет темно-серый, неяркий и немаркий, в общем видно, что большой мастер делал, и за лишней деньгой отнюдь не гнался, а изготавливал славную вещь для людской пользы на долгие века.
А вот ножны совсем другое дело – редчайшая дешевка и дрянь! За одни погано склепанные швы надо бы этому умельцу руки к заднице пришить, чтобы он свое звание рукожопый полностью оправдывал. Наверное, магией залиты до отказа, иначе никто бы такую мерзость терпеть не стал.
Доблестин встал рядом.
– Эту гадость наш сельский кузнец делал, пьяный, как обычно. Выкинешь в первом же городе, а другие ножны, поприличнее, купишь. Везде куют лучше, чем у нас. Отец их специально заказал, потому как опасался воров. Говорил: захочет вор украсть Аль-Тан, приценится к ножнам, да и скажет – не стоит овчинка выделки, и отстанет.
Изначальные ножны, в которых кинжал был куплен, слишком выделялись арабской вязью, которой были покрыты со всех сторон, выдавая изделие арабского кудесника. Это было рискованно, и отец их куда-то прибрал.
А такие ножны для этого кинжала это всего лишь средство спрятать блеск серебра от чужих недобрых глаз. От магии-то Аль-Тан тебя защитит, а вот против обычного оружия изволь сражаться как обычные люди, тут он тебя не убережет.
– Да без ножен кинжал и сам меня уколоть острием может. Буду, положим, на коня прыгать, и на тебе – колотая рана, он поди очень острый.
– Сейчас, пока кинжал только серебряное оружие, уколет от души. Но не против хозяина Аль-Тан заточен. Отец показывал такой трюк: ложился на спину и просил меня отпустить магическое оружие над своей грудью острием вниз. Мы не раз пробовали, и всегда, слышишь, всегда! – острие отклоняется в сторону. О случайных совпадениях тут речь и не идет.
– А если им какой-нибудь вражина меня ударит?
– Не знаю. Отец об этом ничего не говорил, а я не хозяин Аль-Тану, никакого опыта у меня нету. Ладно, вынимай лезвие, заветные слова будешь произносить. Когда отец это делал, меня рядом не было, но папа уверял, что клинок тебя проверит, и свое согласие обязательно покажет. Как именно это будет, я толком и не знаю, уж не взыщи.
– Только «шаха» говорить?
– Нет. Сначала надо кинжал по имени позвать, а уж потом кричать «шаха».
Вот тебе и на! Еще какие-то новые трудности! Сейчас выяснится, что для узнавания имени надо в какой-нибудь Марракеш переться!
– А что ж за имя у него?
– Мы с тобой уж полдня его по имени зовем. Ваддах его назвал Аль-Таном, и это имя изменить невозможно.
– Я-то думал, что все три клинка это Аль-Таны.
– Нет. У тех двух кинжалов совсем другие имена, да и заветные слова наверняка разные. Их я не знаю, да и ты голову не ломай. Обнажай лезвие, хватит морочиться!
И запомни – пугаться и бросать Аль-Тан ни в коем случае нельзя! Что бы не творилось, держи! Отцу в свое время показалось, что ядовитые змеи из клинка с ужасным шипением прямо по его руке поползли, а он все равно стоял и держал. И ты держи! Иначе хозяином тебе не бывать!
Я обнажил клинок, а ножны положил на стол. Серебро лезвия засияло так, будто только что вышло из рук кузнеца, а не валялось десятками лет по пыльным сундукам. Сразу видно истинно благородный металл. По лезвию элегантно струилась темно-серая арабская вязь. Да, подделки такими не бывают.
Я отвел клинок от себя подальше – не ровен час молнией какой-нибудь шандарахнет во время проверки, кто его знает, чего тут наколдовано. Прибьет, скажем, электрическим разрядом, да еще и прокричит ехидно по-арабски:
Рожей не вышел! Следующий!
Пока клинок вел себя спокойно, но береженого бог бережет, подальше от головы оно верней будет.
Поднял острие лезвия вверх и гаркнул:
– Аль-Тан! Шаха!
Вначале ничего не происходило. Потом рукоятка стала нагреваться, на конце острия заплясали разноцветные вспышки, затрещали электрические разряды, затем они понеслись яркими вспышками к рукояти и стали с шипением жалить мне руку.
Было неприятно, но терпимо. Я улыбнулся – дитя 20 века этакими огнями святого Эльма не испугаешь, мы годами живем в окружении проводов, несущих в себе электрический ток.
Похоже, и кинжал быстро понял, что эта страшилка не срабатывает. Разряды еще пошипели, потихоньку пожалили, да и отстали. Вот свечение исчезало постепенно, и долго еще играли голубоватым светом арабские письмена.