Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Когда Тина в 2007-м подписывала ордера, позволяющие ее дочери видеться с отцом, подобные истории были уже не редкостью. В 2006–2010 годах каждая пятая женщина, сталкивавшаяся с системой назначения опеки, жаловалась, что юристы принуждают или запугивают их, пытаясь получить согласие на равное распределение родительских обязанностей. Всем пострадавшим говорили, что в противном случае у них вообще могут отобрать детей. Не редкими были такие вот прямые признания матерей: «Суд давил на меня, чтобы я разрешила контакты с отцом, несмотря на то, что он представлял опасность. Но судья считал, что ребенок должен каждые выходные с ним видеться». [21] Если реформы 1995 года пытались добиться равновесия системы, абсолютизируя равенство сторон, то следующий раунд преобразований, введенных правительством Говарда[147] в 2006 году, полностью перевернул и разбалансировал весы. Поправки были проведены через парламент после трехлетней агрессивной кампании защитников прав отцов против Закона о семье. Писатель и общественный деятель Валид Али, в то время бывший юридическим консультантом Суда по семейным делам, назвал эту кампанию «долгой и страшной войной». Но генеральный прокурор Филлип Раддок придерживался другой точки зрения: он назвал эти реформы наиболее значимыми с 1975 года. [22] Согласно новым требованиям, судьи должны были исходить из презумпции, что ответственность за ребенка несут оба родителя, если только в семье не имеет место насилие. Если же против одного из родителей выдвинуто обвинение в абьюзе, то судья обязан обратить внимание на некие дополнительные факторы. В закон ввели оговорку «о дружественном настрое»: при вынесении решения необходимо принять во внимание готовность каждого из супругов поддерживать близкие отношения с ребенком и с бывшей женой или мужем. Получается, тот, кто обвиняет другого в злоупотреблениях и требует ордера о запрете контактов, может быть сочтен «недружественным». А таким не положено быть опекунами! Бывший судья Семейного суда Ричард Чисхолм назвал это «дилеммой жертвы». [23] В своем знаменитом докладе 2009 года он подчеркивает, что реформы Говарда привели к тому, что суды стали рассматривать все свидетельства о насилии как способ мести бывшему партнеру. В результате, по мнению Чисхолма, судья может отправить ребенка жить к насильнику, полагая, что тем самым ограждает дитя от дурного влияния другого родителя, который просто «враждебно настроен».

Такого «недружественного» родителя часто называют также «отчуждающим», что отсылает к теории родительского отчуждения[148]. Отец или мать, которых обвиняют в домашнем насилии или сексуальном абьюзе по отношению к ребенку, обычно предъявляют встречные претензии. Они все отрицают и утверждают, что противоположная сторона просто настраивает ребенка против них. Это эффективный способ защиты, особенно часто используемый тогда, когда сам ребенок жалуется на насилие. Теория гласит, что дети под влиянием лжи, распространяемой злонамеренным близким родственником, могут счесть, что они действительно подверглись абьюзу, в то время как ничего подобного не происходило. «Отчуждение» – весьма противоречивое понятие, поэтому это слово не всегда открыто произносят, а используют такие обороты, как «запудривание или промывание мозгов», «парентификация»[149], «оболванивание».

О родительском отчуждении впервые заговорили в 1980-е годы, когда американский детский психиатр Ричард Гарднер заявил о наличии такого «синдрома». Гарднер создавал свою теорию с очевидной целью – вести с ее помощью борьбу с коварными мамашами, которые в спорах об опеке ссылались на то, что бывший супруг злоупотребляет доверием ребенка. Таким образом, по мнению психиатра, женщины мстят мужчинам и пытаются выиграть дело. Гарднер назвал несколько симптомов, замеченных им у детей, страдающих этим «расстройством». Дети ругали отца последними словами, настаивали на том, что сами решили рассказать правду и никто не подбивал их к этому, пытались защитить и поддержать «невинного родителя» (как правило, мать). Гарднер заявил, что особенно часто «синдром» проявлялся у детей, вовлеченных в судебные разбирательства, где речь шла о сексуальном насилии над несовершеннолетними. По мнению психиатра, подавляющее большинство (90 %) таких обвинений были сфабрикованными.

Женщины, заявлявшие об абьюзе, воспринимались судами как «недружественно настроенные». Считалось, что их единственная цель – сведение счетов с супругом.