«Когда мне было три или, может, четыре года, меня изнасиловала одна знакомая нашей семьи. В пять лет меня привлекал к сексуальным играм сосед. В том же году [1985-м] меня заставили участвовать в оральном сексе. В шесть-семь лет отец домогался меня, когда я лежал в своей кроватке. На самом деле, он изнасиловал меня – насилие длилось всю ночь. [Это был сексуальный акт с проникновением? – Да…] После этого в моем сердце будто образовалась огромная зияющая рана. Но при этом, пожалуй, самым ужасным было не насилие, а то, что все игнорировали мои жалобы. Я пытался рассказать другим, что со мной произошло, но не впрямую. Я боялся. А когда подрос и начал посещать христианскую миссию, то подвергся групповому изнасилованию, в котором участвовали [далее указывается одна фамилия и два мужских имени].
Они подловили меня в буше, их было, наверное, человек девять. В тот же период я сам тоже начал приставать к одному мальчику в нашем приюте, а также попытался изнасиловать девочку лет восьми или девяти… Я сам был еще ребенком лет десяти-одиннадцати. Это была игра, мы делали вид, будто мы пара, парень с девушкой. Дурацкая игра! Всего через несколько недель после того, как отец надругался надо мной… он велел мне пойти на улицу и привести одну из моих двоюродных сестер, которые гуляли во дворе… Я привел девчушку небольшого роста. Он велел мне сказать ей, что ее зовет мама. Мы вошли в дом, мой отец стоял в темном углу. Он дал мне по уху и велел сидеть тихо и не дергаться. Три или четыре часа подряд я слушал, как орет эта девочка в дальней комнате. Все это время она повторяла одну фразу: «Я хочу домой!»…
Потом я договорился с какой-то молодой девушкой, чтобы прогуляться с ней. Помню, дал ей каких-то денег, завел в темный район и изнасиловал в кустах. [Вы помните, как она на это реагировала, плакала, сопротивлялась? – Нет, она сразу отключилась] [сказано будничным тоном]».
Некоторые из тех, с кем беседовала Аткинсон, рассказывали, что были свидетелями убийства кого-то из родственников, друзей или просто незнакомцев. Вызванная этим опытом травма впоследствии конвертировалась в насилие. Вот что говорит еще один респондент:
«Когда мне было шесть, отец застрелил мать. Он, черт возьми, убил мою мать, выстрелил ей в голову. До этого они пили всю ночь. После убийства он заставил меня вытирать ее мозги с пола. Когда я насиловал ту девчонку, мне казалось, что моя боль переходит к ней. Она кричала так, как должен был кричать я. Знаю, что это звучит странно, но я так это ощущал. Я посмотрел потом на свои руки – они были в крови и слизи, все грязные, как тогда, когда я подтирал пол вокруг мертвой матери».
Когда читаешь такие истории, то возмущаешься тому, что эти люди совершили по отношению к другим, и в то же время поражаешься, как же им удалось выжить. Трудно представить, что кто-то носит в себе такую боль и не выдает на нее остро отрицательную реакцию в том или ином виде. У многих из участвовавших в исследовании мужчин никогда не было возможности поговорить о своей травме. И, что особенно важно, никто даже не пытался их выслушать без осуждения. Когда такая возможность появилась, она оказалась целительной. Вот что сказал один из преступников: «Никто не хочет слушать… Никто не спрашивал меня об этом раньше [плачет]… А ведь теперь стало легче, понимаете? Я никогда никому не рассказывал о том, что со мной было, об изнасиловании… и теперь я, как бы это сказать… Выпускаю из себя часть того дерьма, которое засело в мне. Это больше не тайна. И так лучше, я считаю…»