Больница неизлечимо помешанных

[3] Посему неудивительно, превосходнейший мой синьор, если, стрекаемый шпорой благодарности, а равно движимый силою Ваших доброт, я ловко поймал случай войти в обширный и пространный океан Вашей хвалы, посвятив Вам это мое сочинение, «Больницу помешанных», которое сделается как бы изображением моей любви и начертанием Ваших заслуг благодаря многочисленным примерам, в которых предмет и адресат соответствуют друг другу. [4] И какое заглавие, ей-же-ей, лучше бы подошло превосходному ремеслу знаменитейшего врача, чем «Больница неизлечимо помешанных»? Вполне резонно посвятить больницу тому, кто выводит из больницы тысячу недужных, помешанных — тому, кто знанием своей науки освещает школы и академии, неизлечимые недуги — тому, кто Махаоновой заботой (пользуясь словцом Баттисты Пио[3]) избавляет несметные множества от безнадежных болезней и, как новый Эскулапий или современный Аполлон, дарует жизнь мертвым, а живых охраняет от смерти своими целебными снадобьями. [5] Древние, мой превосходнейший синьор, прекрасно могут хвалиться своим Асклепиадом из Прусы, который, говорят, человека, считавшегося умершим, вырвал из самых похорон и спас; Критобулом, который извлек из глаза Филиппа Македонского, не изуродовав лица, глубоко засевшую стрелу; Хироном, вернувшим зрение Фениксу, Аминторову сыну, который был вовсе его лишен;[4] и тысячей других особ, подлинно искушенных и совершенных во врачебной науке; но и нынешнему веку не должно переставать хвалиться, ибо Патерно имеет душу Галена, дух Гиппократа, утробу отца сего искусства,[5] который умел воскресить Ипполита, оживить Андрогея и самое смерть вернуть от смерти к жизни. [6] Вот почему я посвящаю эту мою книжицу Вашему Превосходительству, и как я разнообразными молитвами притворно упрашиваю богов древних, чтоб вылечили это чахлое стадо помешанных, так искренне молю, чтобы Вы, словно новый Гиппократ, постарались исцелить безумие Демокрита, или как новый Меламп — безумие Прета, царя аргивян,[6] и своею ученостью воскресили погибшее их благоразумие, чтобы мир познал, что нет иного отца его жизни и здравия, кроме знаменитейшего, редчайшего и несравненного Патерно.[7] [7] Немалою будет мне честью в очах мира, коль скоро он обретет достаточно разума, чтобы понять, что Ваше Превосходительство — виновник, а я — орудие его выздоровления, — если, однако, он постарается получить столь длительную передышку от непрерывного безумия, чтобы захотеть принять лекарство, и мало-помалу согласится на образ лечения, приличный его безрассудствам.

[8] Войдите же, превосходнейший синьор, в больницу и смотрите со всем удобством, в сколь великой неудобице пребывают эти помешанные и сколь много нуждаются в посещении Вашего Превосходительства, между тем как я, труба Ваших похвал, останусь ждать снаружи, в надежде, что моя Больница, почтенная присутствием Вашей доблести, сможет в скором времени восстановить утраченные силы и преобразиться в замок Атланта,[8] где люди всякого племени знали лишь жизнь веселую, счастливую и покойную. [9] Засим оставляю Вас, целуя руки Вашего Превосходительства.

[10] Тревизо, 25 февраля 1586 Вашего Превосходительства смиреннейший слуга

Томазо Гарцони

Сонет Поликрети [9] в похвалу автору

Строителя мудрей и благородней
Не видел свет; он слава наших дней;
Он Зевксиса и Фидия мощней;
Он зависти теснитель преисподней.

Умам ленивым путь, иных пригодней,

Укажет, чтоб домой брели верней;
В постель сведет и упокоит в ней
Больных, что чахнут в тени неисходной.

В том, кто себя мнит здоровее всех,

Смертельное увидит он расстройство,
И сонм безумных будет всем в посмех.

Сколь милосерд, кем движет беспокойство —

И в сем труде имеет он успех —
Помешанных открыть дела и свойства.

Его же, о мирском помешательстве