Больные ублюдки

Я не уверен, что предпочел бы, чтобы она прошла через это. Я бы предпочел, чтобы она была убита голодными Mатерью и Oтцом, или я предпочел бы, чтобы ее душа была потеряна навсегда, и она стала чем-то действительно злым? Ни то, ни другое не было бы особенно приятным.

Несмотря на голод и жажду (допив бутылку воды, которую я захватил с собой), я побежал трусцой. Меня больше не волновало, столкнусь ли я с кем-нибудь из этих тварей. Я видел их так редко, что знал, что шансы наткнуться на них невелики. Кроме того, что с того, если я всё же наткнусь на них? У меня такое чувство, что я все равно могу умереть. То, что сделали мужчина и женщина в том доме, казалось правильным поступком. Может быть, мне следовало просто взять лист из их книги и приставить тот же нож к своему собственному горлу прошлой ночью?

Я выбросил эту мысль из головы.

- Это не я говорю. Это радиационное отравление.

Я могу это пережить.

Я это переживу.

До...

Каждый день я просыпался с мыслью, что это будет мой последний день на планете. Если я не думал об этом, то желал этого. Это была не жизнь. Отец стал строже относиться к тому, что мы могли и не могли делать (например, ложиться спать в определенное время и вставать в определенное время), а Mать все больше нуждалась в том количестве времени, которое я проводил, ублажая ее под тем же предлогом, что говорил Oтцу каждый раз, когда я пытался ей отказать.

К этому времени Cестра уже знала, что происходит между мной и Mамой. Это не мешало ей хотеть меня, хотя, это не означало, что ей это нравилось. Я попытался сказать ей, что это была не моя идея и что если я не «помогу ей», она расскажет Oтцу, но я знал, что на самом деле она мне не верит (хотя это была правда).

Отец продолжал говорить о нашем выживании (обычно за едой, от которой у меня начинал болеть живот, особенно когда мясо становилось залежавшим), но если это было все, что он предлагал, то меня это не интересовало.

Теперь Cестра стала относиться ко мне враждебно. Если раньше, когда мы лежали вместе, это было мягко и нежно, то теперь это было агрессивно, как будто акт был не более чем средством для достижения цели (оргазма). Хотя было трудно жаловаться, когда я наслаждался этим так же, как и она. Швыряя ее по комнате, пытаясь приглушить шум, чтобы Oтец не догадался, в то время как вымещать все свое разочарование и агрессию на Cестре было хорошо для того, чтобы свести мою ярость к минимуму. Если мы не трахались (как она это называла), то она почти не разговаривала со мной.

Я не знаю. Все это могло быть только в моей голове, но мне казалось, что моя семья каким-то образом стыдится меня на каком-то уровне. Может быть, потому, что я не думал, что мы поступаем правильно? Как я уже сказал, я не знаю.

Каждый день я молился, чтобы военные (или какая там сейчас группа поисковиков) нашли нас, чтобы мы могли попытаться вернуться к тому, что я воспринимал как «нормальное», и каждый день меня подводил. Конечно, я хотел сказать Oтцу, что это плохая идея - оставаться в доме, но так ничего и не сказал. Во всяком случае, не прямо ему. Только не после того, что было в прошлый раз.

Сестра сидела на мне сверху и изо всех сил давила на мою эрекцию. Я уже кончил, и это начало причинять боль, но ей было все равно. Это была моя вина, что я не остановил ее, когда был рядом. Если я что-то говорил, она обычно замедляла ритм достаточно надолго, чтобы я стал немного менее чувствительным, прежде чем снова набрать темп. А еще лучше, если я буду держать себя в руках и буду диктовать, когда мне нужно будет замедлиться или сменить технику еще на некоторое время, пока она не будет близка к оргазму.

Прошли те дни, когда она мне разрешала доминировать, теперь она с радостью ждала конца дня или же получала своё, когда её приспичит. Это была Mамина вина. Если у Mатери был оргазм, то Cестра хотела тоже его получить. Сделка была справедливой.

Дыхание Cестры стало еще более учащенным. Она была на грани оргазма. По тому, как она покраснела, я понял, что он будет сильным. Слава Богу. Она увеличила скорость, с которой раскачивалась взад и вперед. Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться на чем-то другом, кроме боли, которую я чувствовал. Чем-то еще. Чем-то…

Внезапно дверь спальни распахнулась, и в комнату ворвался мужчина. Он подпрыгнул, когда увидел нас (и мы подпрыгнули, когда увидели его). Сестра спрыгнула с меня и закрылась руками, а я вскочил с матраса и просто стоял совершенно голый с потрясенным выражением на лице. Мужчина и глазом не моргнул. Он повернулся к окну и закричал, когда увидел, что оно (в основном) заколочено. Быстро, как вспышка, он поспешил к нему и начал вытаскивать предметы, забаррикадировавшие его.

Через несколько секунд в комнату ворвался Oтец с топором в руке. Голова его была окровавлена, а на одежде и лице виднелся узор брызг, как будто он только недавно вонзил его в кого-то.

- Иди сюда, пидорас! - кричал он, игнорируя Cестру и меня.