Больные Ублюдки (ЛП)

- Я не оставлю ее здесь с вами! - ответил я ему.

Не знаю, зачем я это сказал. Я должен был просто уйти, пока он мне это позволял. Но этот маленький проблеск в глазах моей Cестры, которую я когда-то знал, вспыхнул в ее глазах, и я не хотел оставлять её. Я не хотел её потерять. Я хотел вернуть ее из того темного места, где она оказалась. Я все еще чувствовал, что могу это сделать. Чернота в глазах Oтца теперь показала мне, что для него было уже слишком поздно. Он был потерян навсегда. Но только не моя Cестра...

- Тогда у нас есть проблема, - Oтец повернулся к моей Cестре и спросил ее: - Ты тоже этого хочешь? Хочешь уйти с ним?

- Только не без тебя и Mамы...

- Но мы никуда не идём. Кто-нибудь обязательно придет и найдет нас. Они придут и заберут нас в безопасное место. Это всего лишь вопрос времени...

- А когда они придут, почему ты так уверен, что не убьешь их прежде, чем поймёшь, кто они такие? В конце концов, откуда ты знаешь, что они будут твоими спасителями, а не очередным куском мяса на столе? - выпалил я. Я снова повернулся к Cестре. - Нам нужно уходить - он не в себе. Посмотри в его глаза.

Сестра посмотрела на Oтца, а потом снова на меня:

- Глаза как глаза.

Ее собственные глаза снова потускнели. Искорка в них исчезла.

- Пожалуйста, - взмолился я, - пойдем со мной.

- Нет, - покачала она головой, - без родителей я не пойду.

- А мы никуда не пойдем, Cынок, - сказал он с самодовольным выражением лица.

Жаль, что у меня не было под рукой топора. Я бы тут же сунул ему его в лицо. Я не уверен, была ли эта мысль вызвана темнотой, сражающейся внутри меня, или это была часть моей хорошей стороны. В конце концов, убить что-то злое - это ведь не так уж плохо? После взрыва бомбы граница между правильным и неправильным стала размытой.

- Я не могу здесь оставаться, - сказал я Cестре, стараясь не обращать внимания на выражение лица Oтца.

- Я не пойду с тобой. Только не без моей семьи.

Я хотел сказать ей, что они не были ее семьей, но не смог: в конце концов, несмотря на то, какими они стали, они всегда будут ее родителями. Они всегда будут нашими родителями.

- Чего же ты ждешь? - cпросил Oтец с тем же самодовольным выражением лица. - Мы даже отодвинем баррикаду от входной двери. Избавим тебя от необходимости снова лезть в окно.

Я его ненавижу.

- Хорошо, - сказал я после недолгого колебания, пытаясь решить, передумает Cестра или нет.

Но оказалось, что нет.

- Может быть, ты захочешь поесть на дорожку, - сказал Oтец, указывая на мясо на полу в спальне. - Ты ничего не ел со вчерашнего дня. Там тебе понадобится вся твоя сила, если ты собираешься долго прожить...

Я посмотрел на мясо. Отец был прав. Я не хотел его есть, но был вынужден. Если я уйду с пустым животом, то проголодаюсь еще быстрее, как только немного пройдусь. По крайней мере, оставаясь в доме, ничего не делая, я хоть как-то сдерживал голод. Но там, в неизвестности, мне определенно понадобится полный желудок...

- Мы оставим тебя наедине с твоим ужином.

Он ухмыльнулся мне и поманил Cестру из комнаты. Она даже не оглянулась на меня, когда он закрыл за ними дверь.

Я подошел к мясу и поднял его. Конечно, оно было уже не так свежо, как вчера, но вполне годное. В своем воображении я представил себе хороший бифштекс из филе. А потом я откусил кусок, который хлюпнул у меня между зубами.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. До...

Первый укус

Мы все сидели за обеденным столом, перед нами стояли пустые тарелки. Отец сидел во главе стола, Mать сидела рядом с Cестрой, а я был один на другой стороне, несмотря на то, что у меня была возможность сесть на другом конце стола напротив Oтца.

Он позвал нас туда, чтобы обсудить то, о чем мы должны были поговорить. Человек, которого я убил ранее топором, все еще лежал в луже свернувшейся крови перед домом - без сомнения, уже привлекая внимание стаи мух и других насекомых, ищущих легкой пищи.

Отец сказал нам, что это всего лишь мясо. Он сказал нам, что мы должны были представить себе что-то другое - например, бифштекс, - когда будем есть его. Он сказал нам, что это будет легко, если мы не будем думать о том, что делаем. Если бы мы переосмыслили это, то нам было бы гораздо труднее.

Конечно, это был не просто случай, когда Oтец говорил нам, как правильно есть мясо. Кроме того, были и протестующие. Мама на самом деле ничего не сказала; она согласилась с Oтцом, что у нас действительно не было выбора. Но Cестра была против этого. Сто процентов. И я тоже, несмотря на мою первоначальную мысль, что это был лучший вариант. Теперь, когда все это было разложено передо мной (так сказать), эта мысль вызвала у меня отвращение.

- Я попробую первый кусок, - сказал Oтец, - и расскажу вам, каково оно на вкус.

Сестра все еще не выглядела убежденной. Действительно ли имело значение, будет ли Oтец первым или нет? Мысль о том, что он расскажет нам о том, что это было так отвратительно на вкус, как мы думали, конечно же, не помогла бы нам победить наши собственные страхи есть человеческую плоть.

Не могу думать об этом как о человеке.

Это не человек.

Это мясо.

Ничего больше.