Денежные ученицы были чуть внимательнее обслуги. Если раньше они в упор не замечали "замухрышек", то теперь стали прямо-таки льнуть к ним, выспрашивая, что да как.
Вскоре и у денежных наступили изменения: на руках у них стали появляться перстни, на шеях - кулоны, на головах - кокетливые диадемы на манер тех, которые носили принцессы с обложек модных французских журналов. И это при том, что родителей они, как и все прочие, видели крайне редко.
Денежные ученицы и пирожными не брезговали, поэтому подаренные феей корсеты стремительно уменьшались в размере - относительно тел. Приходилось менять их на новые чуть ли не каждые три дня. Старые корсеты складывались в общие шифоньеры - "на потом", в качестве гостинцев для младшеньких.
Лишь за пару дней в качестве гостинцев ученицами, как бедными, так и богатыми, была получена такая масса всяких разностей, что вскоре узел, сделанный из простыни, похудел и сделался практически невидимым. То бишь, от него осталась только простыня.
Как и ожидал Пётр Сергеевич, настало время розовому ангелу сбегать восвояси - за новыми подарками. Вновь решил он подежурить в чулане хозяйственного флигеля, притаившись за грудой хлама, и ни секунды не пожалел об этом - выведал всё, что хотел, всё, что не удавалось узнать раньше. Например, подтвердил свои догадки насчёт зелёненькой бутылочки.
Поздним вечером граф, сидя в чулане, терпеливо дожидался нового "спектакля". Наконец щедрая дарительница прибежала, отхлебнула из зелёного пузырька, сделалась полупрозрачной и исчезла в шифоньере. До самого утра. Почти до петухов. Перед самым утром она вновь появилась - и снова с огроменным котулём!
Так продолжалось почти целую неделю, спектакль повторялся каждую ночь, ибо запросы воспитанниц в предвкушении бала росли стремительно. Помимо всего прочего, в канун вышеозначенного бала, все барышни без исключения налегли на танцы и репетиции благородной мимики у зеркала. В другое время и при других предпраздничных обстоятельствах, суровые дамы отметили бы этот вопиющий факт непослушания и отправили бы кое-кого в лазарет - лечиться от дури, а заодно и от ожирения. Но в этот раз проказницам всё преотличнейше сходило с рук, ибо дамы-воспитательницы сами ежедневно поправлялись в талии, принаряжались ярче обычного, а нескольких из них однажды вечером, не очень поздно, застали в обществе сторожей, в состоянии алкогольного опьянения, отнюдь не лёгкого.
На фоне всеобщего переполоха и смущения графу можно было и передохнуть от работы, пококетничать с богатенькими барышнями - никто бы и не заметил, но не позволял себе такого даже в мыслях. Помимо поручения, данного капитаном, была у него и другая задача: подыскать и самому себе в Смольном барышню, фиктивную невесту, обворожить её, жениться, тряся фальшивыми документами, а потом обобрать новоиспеченную наивную супругу и бежать с деньгами в воронежские земли, где его вряд ли кто-либо стал бы искать. Схема была придумана давно: "загипнотизировать - жениться - отобрать всё". А затем бросить всё это к ногами Авдотьи. Вернее, Авдотьи с ребёнком. С их сыном.
Появление феи-ангела сделало Петра Сергеевича ещё более рассудительным и осторожным: она была из породы зазеркальных благодетелей, а значит дать могла поболе, чем все смолянки вместе взятые. Ему хотелось несусветного богатства, которое, в свою очередь, дало бы надежду на истинное счастье - в компании жены и сына. Где-нибудь во Франции или в Швейцарии. На худой конец, в Италии. Граф уже видел себя на альпийских лугах, полёживающим среди ярких цветов в истинно графских позах, покуривающим самые дорогие сигары. Если уж фитюльки-барышни, не имея никаких заслуг перед феей, были одарены по-царски, то он, знавший тайну, был достоин неизмеримо большего. Неизмеримо! Он ведь не смолянка-попрошайка.
7.
От неожиданных планов, да и от каменного сердца, которое, подобно раковой опухоли, уже пустило метастазы в душу, Пётр Сергеевич несколько помутился рассудком, стал строить невообразимые прожекты. Будь он трезвее, мудрее и не так испорчен последними жизненными обстоятельствами, он поступил бы следующим образом: попросил бы у феи-ангела больших финансовых средств, очень больших, либо золотых-брильянтовых украшений, что ещё лучше, и уехал бы с ними в родные пенаты. Но в теперешнем его состоянии просить что-либо у кого-либо он считал унизительным. Вот уж поистине, если Бог хочет наказать, то лишает разума. Помешался Пётр Сергеевич - отцеубийство, хотя и косвенное, сделало его сознание непроницаемым, а ум - крайне непонятливым. Возжелав иметь всё на свете, он еженощно молился, как бы дело не сорвалось. Ибо страшно боялся продешевить.