Болотница

Разумеется, прежде чем выйти наружу, я заглянул в каждое окно, аккуратно приподнимая всякий раз занавеску, не обнаружил ничего подозрительного и стал даже сомневаться – не привиделось ли мне это.

Но следы, обильно рассыпанные по земле вокруг сторожки, и, наконец, необычные вмятины со следами волчьей шерсти с наружной стороны двери не дали мне успокоиться на этой спасительной мысли. Это были действительно следы волчьих лап – матёрого волка. Но этот волк ни разу не становился на все свои четыре лапы, предпочитая – ходить? – передвигаться на двух задних. Он топтался вокруг охотничьего домика и ушёл в лес, всё так же на своих двоих.

Я внимательно осмотрел эти следы. Все пальцы на них были на своём месте. Только вот… Вы представляете себе строение волчьей или собачьей лапы? У них всего четыре пальца, не так ли? Я сказал, что все пальцы были на своём месте, и не ошибся. Только вот на левой лапе было четыре пальца, как положено, как предусмотрено природой, а на правой лапе их было пять, пять пальцев, совсем как у человека…

Эксперт по вервольфам со смехотворным именем, в которое я даже не стала вчитываться, на полном серьёзе, с высоты своего положения, попенял рассказчику, что тот ходил на охоту без серебряной пули. Так же надо было не пальцы считать и не всматриваться в зубы, а первым делом проверять колени существа. У оборотней они, в отличие от настоящих животных, повёрнуты вперёд, как у всех людей. Если бы коленки были повёрнуты назад, то, скорее всего, на незадачливого охотника напал дрессированный зверь, сбежавший из ближайшего цирка. В противном случае это явный случай ликантропии, и надо было сразу узнать у оборотня его человеческое имя, чтобы обезвредить его. В общем, охотник всё делал неправильно и только чудом остался невредим.

Мнение эксперта меня тоже развеселило, но почему-то над самим охотничьим рассказом я продолжала некоторое время раздумывать. Как бы поступила я, окажись на месте этого охотника? Возможно ли соблюсти все правила, даже если их знаешь?

Глава 4

Я всё удивлялась, что тут такая дикая скучища, а мама будто ничего не замечает. Будто всё нормально, как обычно. Взрослые иногда такие странные. Вот мне казалось, что маму интересует исключительно то, что я здорова и сыта, причём чтобы пища была «нормальная», то есть не одни бутерброды.

То, что я изнываю от скуки без общения с друзьями, это было для мамы ничего, а как хлебом перекусила, так сразу заметила.

– Ты что, весь хлеб слопала? – мама шарила по полкам на кухне.

– Не весь! – соврала я. – Горбушку тебе оставила.

– Ну, тогда пойдём в цивилизацию, за продуктами. В «центр», как говорят местные, – мама радостно рассмеялась. – Центр мира!

– Но туда же чапать полчаса, и обратно столько же. И того целый час! – попыталась уклониться я. Папа терпеть не мог ходить пешком, а мама без устали могла идти целый день. Я же пока не решила, что мне больше по душе, и всякий раз колебалась.

– Минут сорок, не больше. В одну сторону. Семь вёрст не крюк для бешеной собаки, – отрезала она. – И папе позвоним заодно.

По правде сказать, я не сильно сопротивлялась. Погода стояла отличная, самое оно погулять. Хоть какое разнообразие.

На выезде из Анцыбаловки валялась знакомая псина. Мы с мамой попытались привлечь её внимание свистом, но не добились никакой реакции. Даже хвостом не шевельнула.

Вот терпеть не могу таких собак, про которых не поймёшь, что у них на уме. Вроде не трогает тебя, но где гарантия, что она просто ждёт удобного случая, когда ты потеряешь бдительность? Эта рыжая псина, правда, даже глаз не открывала, но могла ведь слышать и чуять.

Мы шли не спеша, наслаждаясь природой. Дорога шла, петляя, между деревьями, то ухая вниз, в овраг, то достаточно ровно проламываясь через чащу, и быстро идти всё равно бы не получилось. Она была не сильно разбитая, скорее всего, папина машина за долгое время была единственным автомобилем, воспользовавшимся этим путём. Когда-то здесь ездили грузовики, тракторы, но всё это осталось в далёком прошлом.