Болотные огни

Да, наш суд классовый, суд пролетарский, но это значит, что он самый, справедливый суд на свете. И, видно, все сложнее, чем это думает прокурор. Я тоже могу просмотреть это дело с начала до конца и показать, что каждый факт может быть истолкован совершенно противоположным образом. Ну давайте. Вы говорите: пытался взорвать поезд с людьми, ранен на месте преступления. А я отвечаю: насильно под пистолетом приведен в поле, свален выстрелом и потом притащен к дороге. Какие у вас доказательства: Только то, что инженер был найден около путей, вот и всё, но сам ли он туда пришел, или его принесли, на этот вопрос вы ответить не можете. А мы можем представить медицинский акт, в котором сказано, что инженер был ранен не за пять-десять минут и даже не за двадцать, а за полтора часа, не меньше. Что же делали эти парни полтора часа около дороги, если они, по их словам, только и успели, что выстрелить, пробежать навстречу составу и убедиться, что он стоит. Поезд, между прочим, стоял очень близко от места происшествия, бежать до него нужно было минут пять, не больше, а увидеть можно было сразу, почти сразу, несмотря на туман. Значит, здесь у Курковского что-то не получается, в то время как все это подтверждает показания инженера, который говорит, что в него выстрелили довольно далеко от пути. По-чему же прокурор верит компании Курковского, а инженеру не верит? Вы говорите: у инженера найдена крупная сумма денег, источник которых он не может объяснить. А как он мог бы объяснить, если ему эти деньги подложили? Вы говорите: даже сын инженера считает его диверсантом. Ну а что, если те же самые бандиты, которые устроили пьесу с диверсией, сами толкнули мальчика на донос. Вам не кажется ли, что это было бы им в высшей степени выгодно - убрать его из дому в тот вечер, а одновременно направить угрозыск по ложному следу.

Я недаром задавал тут вопросы про сиреневые кусты. Разговор, который слышал Сережа Дохтуров, происходил в сиреневых кустах, но ведь, по показаниям Латышева, в этих кустах стояли именно они, Курковский и Латышев. Где же были диверсанты? Латышев говорит, что тоже в кустах, однако в тех кустах, о которых идет речь, четверым никак не поместиться: они не только не могли бы стоять здесь, не видя друг друга, они толкались бы. Не проще ли предположить, что в кустах были всего два человека, Курковский и Латышев, а диверсантов и вовсе не было?

Вы говорите: вещественные доказательства. А не кажется ли вам, что в карманы инженера напихано слишком много вещественных доказательств: и оружие, и шнур, и перчатки, которые, кстати сказать, все равно на руку подсудимого не лезут. Ведь не лезут?

- Браво, Митька! - крикнул какой-то густой бас.

Вдруг Борис заметил, что у двери стоит Берестов.

Тщетно Борис всматривался в его лицо - оно ничего не выражало. Казалось, что Денис Петрович дремлет. Он даже качнулся, кажется, а потом с трудом открыл глаза и повел сильным плечом, словно его знобило.

- Видите, - продолжал Макарьев, - я вас бью вашим же оружием, прокурор. У меня получается все так же убедительно, как и у вас. Кому из нас верить? Только фактам, говорите вы. Очень хорошо. Но прежде чем обратиться к ним, нужно установить, факты ли они на самом деле. Вы говорите, все ясно, высшая мера - и точка. Э, нет, тут живой человек. И все совсем не ясно, а, наоборот, темно. Общего же у нас с вами только одно: ни вы, ни я ничего суду не доказали. Вы не доказали виновности, я же не доказал невиновности.

- Ничего себе, - сказал кто-то в толпе.

- Уже по одному этому, - спокойно продолжал Макарьев, - есть все основания отложить это дело к доследованию. Тем более, что обнаружено еще одно преступление, уже совсем таинственное и требующее особого разбирательства. Однако мне хотелось бы прояснить это темное дело. Я не знаю, как полагается по кодексу, только лучше всего дать слово начальнику розыска. Он знает.

- Берестова! - крикнул кто-то.

- Берестова, Берестова! - выкрикивала толпа.

Денис Петрович поднялся на сцену. Он стоял и молчал довольно долго, собираясь с мыслями. Зал затих в ожидании.

- Меня здесь упрекали, - начал он, - что, дескать, я хотел защитить инженера. Правильно. Я хотел его защитить от бандитов. Кстати, это входит в мои обязанности начальника уголовного розыска. Упрекали нас и в том, что плохой мы розыск. Это может быть. А пока я расскажу вам об этом деле. Есть здесь в городе одна девушка, которой теперь, как говорится, я обязан по гроб жизни. Познакомились мы с ней случайно, встречались только на улице. Как-то раз приходит ко мне наш сотрудник Рябчиков и говорит мне - так, мол, и так, творится с нею что-то неладное, то и дело подходит к розыску, словно бы что-то ей нужно сказать. Поговорите, мол, с нею. И чего это она за Романовской ходит? А наш сотрудник Рябчиков, надо вам сказать, очень приметливый человек.

Можете себе представить, что случилось с Нюркой, когда Берестов - сам Берестов! - подошел к ее домишку.

- Как поживаешь?