Они собирались обычно около церкви. Правда, церковь была закрыта, утварь ее продана в двадцать втором году в пользу помгола (помощи голодающим), колокола отосланы на завод, а помещение, как мы знаем, отдано под клуб, однако это не мешало старухам собираться, только не в самом здании, а во дворе. Здесь они шипели вслед «совбарышням» сих стрижеными головами и юбочками до колен, ругали священников-«обновленцев» и все вместе ждали дня страшного суда и прихода антихриста - такие старухи во все времена ждут конца света и прихода антихриста.
В беседах с ними Анна Федоровна омывалась душою и теперь шла с церковного двора в самом покойном состоянии духа. Нюрка сделала было попытку укрыться в ближайших воротах, но Анна Федоровна сама ее окликнула.
- Ну что, - сказала она, даже не поздоровавшись, - Левка-то, выходит, парень не простой.
Нюрка не выдержала.
- Теть Нюш, господи! - взмолилась она. - Ты же знаешь, ты все знаешь!
Анна Федоровна смотрела на нее со снисходительной улыбкой.
- Знать -не знаю, а догадываться - догадываюсь.
- И про кооперацию знаешь? И про девушку?
- Все может быть.
- Теть Нюш, миленькая, вы же с начальником знакомы, вам же ничего не стоит - зашли как бы в гости, а сами как бы невзначай и сказали бы, вроде и оказали, вроде и нет…
- О как, о как, - насмешливо сказала Анна Федоровна. - Больно хорошо.
- Ну а мне бы сказали?
Анна Федоровна посмотрела на нее хитро и стала медленно грозить пальцем, темным и сухим.
Однако Нюрке уже было не до нее: она увидела самого Кутакова. Здоровенный купец-старообрядец в дремучей бороде стоял перед церковными воротами. Он стоял, широко расставив кривые ноги в сапожищах и навалившись грудью на палку и :на скрещенные руки: он читал клубную афишу. С ним было трое его приказчиков.
- Спектакля в субботу, - доложил он своим, - сбор в пользу красной кооперации.
Кругом рассмеялись.
- Может, пойдем? - услужливо подыграл один из приказчиков.
- Рад бы, да некогда: в субботу мы сперва-наперва в баню пойдем, потом, подзакусимши, лошадок заложим и отправимся в Новое село обедню стоять. А там, глядишь, и за стол пора. У нас, слава Христу, есть чем закусить и без кооперации.
Купец говорил нарочито громко, Нюрка слышала каждое слово.
- «Спектакля», - сказал рядом с ней тихий голос,- ну погоди.
Нюрка оглянулась. Около нее стоял начальник розыска Берестов.
Теперь весь розыск искал человека, на руке у которого остался шрам от дедовых зубов. Рябу и Бориса послали в титовскую чайную, где обычно собирались самые подозрительные личности и где бывали оба парня из поселка.
После солнечной улицы титовский «шалман» казался иным миром, - в кухонном чаду, в густой табачной мгле за большими, длинными, как в деревенских избах, столами сидели люди. Сильно пахло жареной печенкой. Чей-то нарочито глупый голос выкрикивал:
Люськин и Николай, которых они искали, были здесь.
- Пошли, - решительно сказал Ряба.
- Прямо к ним?
- . А что же?
Николай, против обыкновения, был разгорячен или чем-то взволнован и выглядел настоящим красавцем. От него пахло водкой и луком. Люськин был невозмутим, как всегда.
- Нет, ты скажи, где мне их взять! - с тоской говорил Николай.
- Съезди в Петроград, - насмешливо советовал Люськин.
- Разве что Петроград, - сказал Николай и уронил голову на руки.
- Настоящий клеш - сзади не ходи! - поблескивая глазами, продолжал Люськин. - Помнишь, анархия приезжала? Вот это был клеш! Надел бы такой, прошелся - чем тебе не Гарри Пиль?
- Перед кем?! -вдруг взревел Николай. - Перед кем, говорю? Перед кутаковским манекеном?
- А Милка твоя?
Николай ничего не ответил.
- Да, мил друг, пройтись нам с тобой здесь не перед кем. Женщин нет, красоты нет. Сидим в титовской конюшне. А ведь где-то люди, между прочим, на автомобилях ездят.
- А как здесь можно быть одетым - ботиночки «джимми» надеть или костюмчик, - вмешался небольшой толстоватый парень, - сейчас за пылищей ничего не видать, а дожди пойдут, глину здешнюю развезет - сапоги болотные и те не помогут. Какая тут может быть одежда.
- Будет нам простор, - сказал Люськин,- по-живем здесь… хозяйством обзаведемся, а там - прощай, папа, прощай, мама, прощай, новая деревня! Так ли я говорю, работнички всемирной? - он неожиданно повернулся к Рябе и Борису, глянув на них внимательным и трезвым взглядом.
Борис не нашелся, что сказать, но Ряба ответил самым невинным образом:
- Зачем же хозяйство наживать, если ты уезжать собираешься?
- Наше хозяйство и с собой ©зять недолго. Чемоданчик - и пошел.
Ряба толкнул Бориса локтем: вихляя между столами, к ним продвигался половой - одутловатый мужик в грязном фартуке и с тряпкой в руке.
- Ну, мы пошли, - сказал Ряба, вставая.
- Что так? - насмешливо спросил Люськин.