Болотный клад

– Откусите? – усмехнулась Танька.

– Выплюнем!

Пузатая горушка с графской развалиной осталась в стороне, и открылся широкий полевой простор. А за простором – ладная деревушка Журавли.

Алешка огляделся, пожал плечами:

– Ну и где тут у вас журавли курлычут? Что-то не слышно.

Танька ехидно засмеялась:

– Это другие журавли. Они не курлычут – они скрипят. Сейчас услышишь

Из ближнего дома вышла бабулька с ведрами и направилась тропкой к колодцу. За ней лениво шла лохматая коза, потряхивая бородкой и нежно помекивая. Бабулька поставила ведра на приступочку возле сруба, поймала висящую над головой деревянную бадейку, схваченную блестящими обручами. Бадейка висела на длинной жердине, прикрепленной вверху еще к одной жерди. А та опиралась на высоченный столб. На другом конце этой жерди был примотан проволокой обрезок рельса. Для баланса. В общем, качели какие-то.

Бабуля, легонько перебирая жердь, опустила бадейку в глубину колодца и, так же легко вытащив ее, поставила на край сруба. Перелила воду в одно ведро, повторила операцию. Жердины при этом скрипели и покрякивали.

– Понял? – спросила Танька Алешку. – Это и есть журавль. Скрипучий.

– А похож, – одобрил Алешка. – Будто настоящий журавель на одной ноге стоит. И шея длинная. И своим клювом из колодца лягушек вытаскивает.

– И скрипит, – сказала Танька. – Будто курлычет. Потому деревня и прозывается Журавли. Здесь у всех такие колодцы – деревня на горке, вода глубоко, без журавля никак воды не достать.

Бабулька тем временем поставила одно ведро на траву – коза тут же подошла и жадно припала к воде.

– Любит Майка живую воду, – объяснила бабулька, перевязывая платочек на седой голове. – И молоко от ней такое чистое, светлое. Пользительное, вроде аспирина. Хотите спробовать?

Я ничего не успел сказать, как Алешка уже выскочил:

– А то! Я козлиное молоко только раз в жизни пробовал. В далеком детстве.

Соврал, как обычно. Чтобы приятное человеку сказать.

– Сей момент, – поспешила бабуля. Подхватила было ведра, но мы с Танькой успели ее опередить. – Вот спасибо, милки. Такие вы симпатичные. Прямо жених и невеста.

– Это я жених, – сказал Алешка. – А он брат жениха.

Танька рассмеялась, бабулька тоже, прижимая ладошку к сухонькому рту. Она загнала Майку во двор и вынесла кружки и банку с молоком. Да еще и черный хлебушек.

– Аржаной, – похвалилась бабулька. – Сама испекла. Малой, ну-ка бери горбушечку, в ней вся хлебная сила.

Алешка не подкачал насчет хлебной силы. Смолотил две горбушечки и выдул две кружки молока. Отдышался:

– Давненько я аржаного хлебушка с козлиным молочком не пробовал. Лет десять, наверное.

Бабулька посмотрела на него, с сочувствием склонив к плечу голову:

– А то пойдем, малой, я тебе щец налью. Уж больно ты худощавенький. В папку али в мамку?

– В братика, – сказал Алешка.

Я давно уже выбирал время, чтобы дать ему «ползатыльник», но Алешка меня опередил:

– Ну и чего ты расселся? Мы что, молоко пришли обедать? Или журавлей ловить? А танки кто будет из грязи вытаскивать?

– Танки грязи не боятся! – сказала Танька и смахнула с губы молочные усы. – Пошли!

Дед Семен Михеич Федосеев жил на самом краю Журавлей, над заросшим оврагом. Но мы в тот день до него так и не дошли. Едва отдышались от неожиданного угощения, а навстречу нам затарахтел трактор дяди Юры с прицепленной тележкой на разных колесах. Одно колесо вовсю болталось, вот-вот сорвется с оси.

Я замахал дяде Юре, он остановился и наполовину высунулся из кабины.

– Дядь Юр, колесо потеряешь.

– Наплюнуть. У меня этих колес полон двор. – Ему было просто лень заниматься колесом: все ехал бы и ехал – туда – не знаю куда.

– Давайте нам домкрат и ключ, поможем.

– И где я его возьму, этот домкрат? Поди, дома остался. – Дядя Юра поскреб затылок. – Однако ключ есть.

Мы стали кое-как затягивать гайки на колесе. Дядя Юра топтался рядом. Одной гайки не хватило – успела соскочить и потеряться.

– Наплюнуть, – сказал дядя Юра. – У меня этих гаек цельное ведро. Ну что, готово, буду ехать?

И тут Алешка выдал:

– Дядь Юр, тебя наш папа просил зайти.

Дядя Юра облизнулся:

– На шашлык?

– На березовую кашу, – сказал Алешка.

– Почто? – удивился дядя Юра. Но не очень.

– Папа хочет спросить, дядь Юр, – брякнул Алешка, – ты кому школьное отопление продал?

У дяди Юры воротами распахнулся рот, а потом лязгнули зубы:

– Ты что, малой? Какое-такое отопление?

– Это тебе папа объяснит, – Алешка разве что не зевнул с безразличием и повернулся к нему спиной: – Едем дальше.

– Постой, постой! – дядя Юра засуетился. – Это кто же на меня набрехал? Что проспал ту ночь, не отказываюсь. Неведомо, как сон меня сморил. Но чтоб чужое продать, у Юрки не водится. Так и скажи бате. У Юрки крадут, а сам Юрий Иванович – никогда!

– А у вас что украли? – спросил я, сам не зная почему.

– Как же! Бороны железные, целую сцепку, аж шесть штук. И проболки моток.

– Дядь Юр, – засмеялась Танька, – ну кому нужны твои бороны? Ты у нас один тракторист на весь край. Потерял небось, когда с поля ехал.

– Стало быть, кому-то глянулись.

– А батареи кому глянулись? – опять за свое Алешка.