Большая Берта

Уф! Наконец-то я остался наедине с удрученной парочкой. Похоже, этих бедолаг преследовал злой рок. От них пахло несчастьем, как от других пахнет потом. Они давно варились в невзгодах, возможно, всю жизнь. Мальчик и девочка для битья, урожденные горемыки! Тревога въелась в их плоть и кровь и, как паразит, высасывала последние силы, разъедала последние надежды.

— Простите выходку толстухи, — произнес я, улыбаясь. — Причину ее присутствия здесь было бы слишком долго объяснять. Она буйная, но не злая.

— Что ЕЩЕ случилось? — голосом из склепа осведомилась мадам Надисс.

Какая безоговорочная покорность судьбе прозвучала в этом «еще»! Их утлая лодчонка была обречена плыть по сточной канаве. Верным курсом на кладбище кораблей! Что ж, попутного ветра, ребята! Одной пробоиной больше, одной меньше…

— Найден труп на крыше дома, где живет ваша сестра…

Я с трудом выговорил «ваша сестра» настолько мало они походили друг на друга. Одна — юная красотка, другая — старая карга. Общего было не больше, чем у спелого персика и обглоданной виноградной кисти.

— Ведь Марсель ваша сестра?

— Сводная…

Ага, это многое объясняет.

— Я, так сказать, ее воспитала, — продолжала мадам Надисс. — Говорите, труп в ее доме? Ужасно.

— Пока мы обследовали помещение, ваша сестричка сбежала.

— То есть как, сбежала?..

— Сказала подружкам, что «запахло жареным», передаю дословно. Потом схватила пальтишко и была такова. Посреди ночи. Я подумал, что она попытается спрятаться у вас.

— Нет, нет, — закудахтал ювелир. — Мы ее не видели, правда, золотце?

«Золотце»! Бывают же олухи, что так неудачно шутят!

— И она вам не звонила? — допытывался я.

— Нет!

Я сверлил их взглядом, словно директор школы провинившихся учеников. Супруги казались безнадежно искренними.

И тут мне повезло. В нашей профессии на помощь частенько приходит случай, невероятное стечение обстоятельств. Сколько раз, разыскивая преступника, я сталкивался с ним в самом неожиданном месте, но если вставить такие истории в книгу… Читатели немедленно почуяли бы натяжку и обозвали автора дилетантом, кретином, кайфоломом, жалким мошенником и прочее… Им требуется жесткая и яркая конструкция, вроде тех, что складывают из деталек «лего». А также лихо закрученная интрига! Непременно по трупу в каждой главе. Чтоб им было от чего затаить дыхание. Они любят, когда их запутывают. Если ты объявляешь, что тебе позарез нужно отыскать некоего малого и это вопрос жизни и смерти, а через две строчки выясняется, что искать особенно нечего, вот он, этот малый, сидит за столиком уличного кафе напротив комиссариата и потягивает коктейль, читатели устраивают скандал. Ты злоупотребил их недоверчивостью! Они от тебя отрекаются.

По всем правилам искусства, учитывая конъюнктуру и ситуацию, я бы должен сейчас заткнуть себе глотку. Набрать в рот воды. Сделать вид, что ничего не произошло. Умолчать. Ведь умолчание не ложь, а так, маленькая хитрость.

Но вы же меня знаете… Карты на стол, вот мой принцип! Глаза в глаза с читателем. Это вопрос веры. Правда, полная и чистая! Читатель знает, что каждая, даже самая крошечная, деталь в моих книжках всегда точна, ее можно проверить. Я не имею права юлить. Простофиль я оставляю на растерзание халтурщикам. Тем лживым болтунам, что, торгуя ветром (и хвастаясь этим), спихивают дуракам банальный сквозняк.

В тот момент, когда торговец цацками заверил меня, что свояченица им не звонила, в квартире раздался треск. Странный у их телефона голос, под стать хозяевам. Хриплый, дребезжащий, надрывный. Так звонят к отправлению поезда на забытой богом железнодорожной ветке, ликвидация которой — вопрос ближайших дней.

Хозяева вздрогнули.

Я-то думал, что бледнее уже быть нельзя. Абсолютно бесцветные физиономии. Но эти умудрились побледнеть еще сильнее. Мертвецы. Нет, восковые мумии мертвецов! Нюанс! Все дело в нюансах. Даже Пикассо не пренебрегает волоском на бородавке, он его не замазывает, но интерпретирует, и тот продолжает себе курчавиться.

Супруги не осмеливались взглянуть друг на друга.

Телефонный звонок в час ночи! Найдется немало людей, для которых такое треньканье прозвучало бы сигналом к концу света.

Я поискал аппарат и обнаружил его на столике из фальшивого дуба, выкрашенного под мрамор. Поколебался для вида, затем снял трубку и произнес «алло» надтреснутым, тихим, лишенным обертонов голосом.

На другом конце провода женщина скороговоркой осведомилась:

— Могу я поговорить с месье или мадам Надисс?

— Мадам Надисс слушает, — не моргнув глазом ответил я, добавив в голос прокисшего уксуса.

— Это Тереза. Скажите, у вас есть новости?

— Нет!

Мне показалось, что в трубке послышался невнятный шум и тут же смолк.

— У меня тоже, — сказала Тереза. — О, как я расстроена, если в вы знали…

— А что случилось?

— Я перезвоню завтра, тороплюсь. Извините.

Связь прервалась. Я положил трубку. Парочка таращилась на меня одновременно испуганно и вопрошающе.

— Кто такая Тереза? — спросил я.

Я обращался исключительно к продавцу побрякушек. Мужчины в целом легче проговариваются.

Он покачал головой.