Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Руди был ошеломлен и поначалу подумал, что с ним все в порядке. Он не чувствовал боли ни в раскроенном виске, ни в раздробленном правом бедре. Ему хотелось одного – высвободиться из плена вдруг сковавшей его тело машины. Как это часто бывает, шок придал ему сил, и он начал выкарабкиваться с водительского места.

Вниз по лестнице от верхней полосы к нему уже бежали какие-то люди. «Обошлось, – думал Руди. – Отделался разбитой машиной». Сзади завизжали тормоза, и из подоспевшей второй «Альфы» выскочил Луи Широн.

Руди сделал было шаг навстречу товарищу по команде, и вот тут-то его и настиг взрыв чудовищной боли. Правая нога подломилась, и лишь благодаря подхватившему его товарищу он не успел рухнуть на мостовую.[175]

А в боксах Шарли и Бэби тем временем заждались своих «Альфа»-кавалеров, запаздывавших к финишу двадцать пятого круга. Должны же были уже примчаться. Мутная пелена тревожного ожидания чего-то ужасного все сгущалась.

Руди унесли с трассы на простом деревянном стуле из ближайшего кафе. От шока он сидел на нем противоестественно прямо и уже́ ничего не видел вокруг из-за крови, заливавшей ему глаза. Лишь оглушительный визг мчащихся мимо гоночных машин терзал его мозг. Наконец прибыла карета скорой помощи. Санитары положили Руди на носилки и погрузили внутрь. Каждую выбоину и каждый поворот по дороге в госпиталь по улицам Монте-Карло отдавался волнами боли, пронизывавшими травмированную ногу. Что-то с ней было очень и очень не так. Руди даже не осмеливался спросить, что именно.

Из приемного покоя его сразу же отправили на каталке в рентгеновскую лабораторию, а оттуда в хирургическое отделение. В ожидании врача Руди развлекал лишь вид сквозь высокие окна на колышимые ветром кроны деревьев. Все вокруг него было стерильно-бело-стеклянным. Ранее испытанная боль оказалась лишь малой толикой нахлынувшей теперь агонии. Его лицо с глубокими рваными ранами, крупными каплями пота на лбу и свирепой от стиснутых челюстей гримасой живописало все его страдания.

Наконец появился доктор Трентини – худосочный, бледный коротышка. Руди его сразу же инстинктивно невзлюбил. К тому же и языковой барьер налаживанию контакта не способствовал. Руди просто хотел, чтобы хирург сразу же начал собирать по кускам его – ясно же и так! – сломанную ногу. Он не мог взять в толк, почему тот медлит.

Доктор Трентини с ассистентом все еще стояли у окна и рассматривали рентгеновские снимки, когда в палату вошла Шарли в сопровождении Луи и Бэби. «Переведи им, пусть вытягивают мне эту ногу, насколько только смогут!» – взмолился Руди. Он был лично знаком с гонщиками, у которых после подобных травм одна нога оказывалась короче другой, и такая перспектива была для него абсолютно неприемлемой.

Доктор Трентини вывел Шарли из палаты и поднял снимки к свету и показал: «Вот, мадам, взгляните: и бедренная кость, и большая берцовая кость – обе раздроблены вдребезги. Ваш муж никогда больше не сможет водить машину».

Шарли едва не упала в обморок. А Бэби-таки упала, услышав от подруги вердикт врача.

Через три дня, в воскресенье после обеда Руди лежал на больничной койке с уродливо загипсованной снизу доверху правой ногой. Вся палата была завалена цветами от поклонников, желавших гонщику скорейшего выздоровления, а рядом с ним сидела Шарли и, как умела, переводила с французского радиотрансляцию о захватывающем поединке между Нуволари и Варци.

На последнем круге, причем уже ближе к финишу у Нуволари заглох и загорелся мотор. Тацио выскочил из машины и даже пытался вручную докатить свою Alfa Romeo в клубах черного дыма до финишной черты. В итоге Варци на Bugatti спокойно финишировал первым, второе место досталось Марио Борцаччини, а третье – Рене Дрейфусу[176]. Луи Широн финишировал лишь четвертым – и с огромным отставанием.

Невзирая на все усилия медиков, включая спешно вызванного из Италии специалиста, чья консультация помогла спасти его искалеченную ногу от ампутации, Руди пребывал в смятенном состоянии духа из-за того, что его возвращение в строй неоправданно затягивается. Его место – в гонках. И это единственное существующее для него место в мире.

Факт, однако, был налицо: такое увечье не выправить, – и хромать ему отныне, фиксируя каждый шаг, а не взлетать по ступенькам до конца своих дней. Гонки на этом фоне казались чем-то сродни призрачному отблеску былой славы.[177]

Команда Bugatti, включая Рене и, естественно, Варци, вовсю отмечала победу омарами с шампанским, когда в Казино Монте-Карло, где они гуляли, прорвался репортер с расспросами. Страшную аварию Руди Караччолы гонщики комментировать отказались. И без того тоскливо всякий раз, когда опять разбился кто-то из твоей гоночной братии, так если еще и смаковать детали подобных катастроф – недолго и самим задуматься, не они ли следующие, и усомниться, стоит ли продолжать. На вопрос репортера, как они поддерживают физическую форму, Варци указал на дымящуюся сигарету у себя в зубах.