Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Дальше больше: участникам разрешалось превышать на 10 % установленные формулой предельно допустимые объемы двигателя (3,0/4,5 л без наддува/с наддувом). Многие чесали головы в раздумьях: что бы мог значить этот допуск? Устроители объясняли его тем, что времени до конца марта – всего один календарный квартал, потому и дается это послабление, чтобы конструкторы лихорадочно не переделывали двигатели чуть большего объема под стандарт новой формулы. Однако, учитывая тот факт, что объем двигателя с наддувом вполне себе готовой к выходу на старт Bugatti T59 составлял ровно 3,3 л (т. е. 3,0 л плюс 10 %), всем было ясно, что условия первого конкурса изначально заточены под нее и служат маскировкой откровенного четырехсоттысячного подарка фирме из Мольсайма. Никто другой из французских автомобилестроителей гоночного авто с точно такими же предельными характеристиками выставить в срок не успеет.

Победителю второго конкурса, однако, было обещано в 2,5 раза больше денег – ровно миллион франков. При этом правила там были равными для всех – те же 16 кругов по длинной трассе в Монлери, но без ограничений по двигателю, – да и крайний срок был установлен вполне разумный: 31 августа 1937 года.

Через считанные дни после анонса шапки в круг бросили Talbot и SEFAC. «Гонка за миллион франков – дело стоящее, – заявил журналистам Тони Лаго. – Попытаю удачу непременно». Этторе Бугатти в свою очередь дипломатично сообщил, что ему «понадобится некоторое время на приведение машины в соответствие» с условиями первого тура конкурса. Относительно второго, миллионного состязания он высказался куда менее уклончиво: «Могу сказать со всей определенностью: этот бой я приму. Я к нему подготовлюсь и приложу все усилия для победы».

Что до Delahaye, то мсье Шарлю категорически не нравилось требование минимально допустимой средней скорости в дополнение к лучшему результату. Кроме того, и срок до конца августа он считал слишком жестким.

– Тем не менее вы все-таки решили тоже побороться за этот миллион? – спросил его журналист L’Auto.

– Совершенно верно, – ответил Вайффенбах. – Delahaye непременно выйдет на старт. Мы ведь и так работали над решением поставленной задачи.[446]

Так и началась беспрецедентная «гонка за миллионом франков». Как с энтузиазмом писал о ней один историк автоспорта: «Ей суждено было взбудоражить воображение французской публики как ни одно другое событие в мире автогонок, когда-либо имевшее место до или после нее: ведь это была драма общенационального масштаба, затрагивавшая самые глубокие из человеческих инстинктов и эмоций – спортивную страсть, восхищение искусностью и сноровкой, любовь к родной стране, – и все это в одном бурлящем котле, подогреваемом жарким пламенем самой магической из мотиваций – жаждой денег».[447]

А вскоре после этого, в середине января 1937 года Рене по просьбе Люси отправился морем в Гамбург, чтобы выехать оттуда на свое дебютное выступление за Écurie Bleue в соревновании по совершенно незнакомому ему доселе виду автоспорта, а именно – к месту старта Ралли Монте-Карло. Партнером Рене по экипажу одной из их Delahaye 135 стал Лори.[448]

Поначалу Рене отпирался: он же гонщик, какой из него раллист? Тут и там совершенно разные навыки требуются. Это же все равно, что выставить бегуна на средние дистанции на марафон. Но, поразмыслив, он решил, что затея эта сулит ему массу веселья. Поддерживать среднюю скорость движения по маршруту не ниже 40 км/ч на дистанции 3700 км до Монте-Карло? Да это вовсе не вопрос для него, привычного к лавированию в потоке гоночных машин, мчащихся по куда более узким трассам на вчетверо большей скорости. А так он еще и придорожными пейзажами полюбуется, и радость от общения с Лори, любящим машины и гонки даже больше него самого, получит.[449]

В Гамбурге Рене сел за руль Delahaye 135 с брезентовым верхом, и они с Лори двинулись в путь длиною 1600 км к норвежскому порту Ставангер, откуда им предстояло взять старт. Рене хотел на этом предстартовом отрезке как следует прочувствовать поведение машины на дорожном полотне. Добравшись до датской границы, они, однако, уткнулись в снежную бурю такой силы, что вынуждены были возвращаться в Гамбург, поскольку, как сообщалось, по всей Скандинавии дороги замело до полной непроходимости. Со второй попытки они маршрут Гамбург – Ставангер преодолели успешно, но только морем, на борту грузового парохода «Венера». Там на полпути к западному побережью Норвегии Рене, скрючившегося в водительском кресле, укачало до того, что он побелел лицом, а в животе у него забурлило хуже, чем за бортом. Снаружи завывала ледяная вьюга, мощные пенистые волны сотрясали и болтали их пароходик. Все это Северное море, в целом, выглядело так, будто у него разыгрался зверский аппетит, и оно вот-вот всех поглотит и растворит бесследно в своих черных пучинах. Суда вдоль всего побережья Норвегии шли на дно, разбивались или опрокидывались одно за другим. Им даже пришлось спасать и принимать на борт пассажиров и экипаж одного из терпящих бедствие кораблей.