Большая грудь, широкий зад

В тот год снежным принцем стал я – Шангуань Цзиньтун. Обойдя все восемнадцать деревень Гаоми, Мэнь Шэнъу остановил свой выбор на мне, – стало быть, я человек непростой. Матушка так обрадовалась, что не сдержала слез. Когда я выходил на улицу, женщины поглядывали на меня уважительно. «Снежный принц, а снежный принц! И когда со снежком будем?» – сладкоголосо спрашивали они. «Не знаю я. Почем мне знать, когда он пойдет!» – «Это снежный принц и не знает, когда снег пойдет? Ага, ясное дело: не моги выдавать небесные тайны!»

Все надеялись на снег, а больше всех, конечно, я. За два дня до праздника к вечеру небо затянуло плотными багровыми тучами, а накануне после полудня снег таки пошел. Сначала небольшой, потом сыпанул вовсю, крупными, как гусиный пух, снежинками и пушистыми шариками. Снежные заряды повалили беспорядочной массой, и все небо заволокла непроглядная круговерть. Из-за снегопада даже стемнело раньше обычного. Из болотистых низин послышались крики лисиц, по улицам и проулкам с воем и стенаниями носились невинно погибшие души. Тяжелые хлопья снега застучали по бумаге окон, а пристроившиеся на подоконниках белые звери колотили по ставням большими пушистыми хвостами. Спал я в ту ночь беспокойно, с множеством необычных видений – не разберешь, где правда, где выдумка. Начнешь рассказывать – может показаться, что ничего необычного в них и нет, так что, пожалуй, лучше промолчу.

Едва стало светать, матушка нагрела воды и принялась мыть мне лицо и руки. Коготки своего щеночка она промыла особенно тщательно. А еще аккуратно подстригла. И наконец поставила мне посередине лба красный отпечаток своего большого пальца – фирменный знак. Когда матушка отворила дверь, на дворе уже ждал даос Мэнь. Он принес белый халат и белую шапочку из переливчатого бархата, очень приятного на ощупь. Еще вручил белую сметку из конского волоса и, нарядив меня, велел пройтись по заснеженному двору.

– Вот это я понимаю! – одобрил он. – Настоящий снежный принц!

Я был несказанно доволен, счастливы были и матушка со старшей сестрой. Ша Цзаохуа смотрела на меня снизу вверх с обожанием, а восьмая сестренка улыбалась прекраснейшей из улыбок, заставлявшей вспомнить аромат цветущего цикория. На лице Сыма Ляна мелькнула холодная усмешка.

В паланкине, на котором слева был изображен дракон, а справа – феникс, меня несли двое здоровяков. Впереди шагал профессиональный носильщик Ван Тайпин, а сзади его старший брат Ван Гунпин, тоже профессионал. Оба они заикались. Несколько лет назад оба брата пытались уклониться от службы в армии. Ван Тайпин отхватил себе указательный палец, а Ван Гунпин намазал мошонку кротоновым маслом120, чтобы симулировать грыжу. Уличив их в попытке надувательства, деревенский голова Ду Баочуань наставил на них карабин и предложил на выбор два пути: один – получить пулю здесь и сейчас, а другой – отправиться на фронт бойцами вспомогательных подразделений, таскать на носилках и на закорках раненых, доставлять боеприпасы. Оба начали заикаться, да так, что не могли вымолвить хотя бы слово целиком. Второй путь выбрал за них отец – каменщик и кровельщик Ван Дахай. Во время ремонта церкви он свалился с лесов и с тех пор хромал.

К своим обязанностям они относились со всей ответственностью, ходили скоро, и все отзывались о них с одобрением, так что у обоих сложилась хорошая репутация. Командир полка носильщиков Лу Цяньли даже написал собственноручно рапорт, в котором подтверждал их заслуги. Вместе с ними служил Ду Цзиньчуань, младший брат Ду Баочуаня. Когда он неожиданно расхворался и умер, братья прошли полторы тысячи ли, чтобы доставить его тело домой. Каких только мытарств не натерпелись по дороге! Из-за заикания они ничего толком объяснить не сумели и получили по паре оплеух от Ду Баочуаня, который решил, что они его брата и угробили. Тогда братья предъявили рапорт командира полка с признанием их заслуг. Но Ду Баочуань выхватил его у них и разорвал в клочья. «Дезертир, он дезертиром и помрет», – заключил он, махнув рукой. Переживали братья про себя, свое горе даже высказать не могли.

Натруженные плечи у них были крепки как сталь, ноги привычны к ходьбе, и паланкин плыл, как легкая лодочка по течению. Вокруг расстилались заснеженные просторы, по которым перекатывались волны света, а в лае собак слышался отзвук колокольной бронзы.