Большая грудь, широкий зад

В воротах показалась матушка с этими позорными лепестками на волосах. Она вела за руку Юйнюй, а следом печально плелся Сыма Тин. Старшая сестра взяла таз и выплеснула воду, веером сверкнувшую в воздухе. Мачушка вздохнула, но ничего не сказала. Сыма Тин достал из-за пазухи свою медальку и протянул мне. «Подлизаться, что ли, хочет или заслугами похвастаться?» – думал я, мрачно уставившись на застывшую у него на лице деланую улыбочку. Он отвел взгляд и тихо кашлянул, чтобы скрыть смущение. Я схватил его медальку и швырнул изо всей силы. Волоча за собой золотистую ленточку, эта в общем-то нелегонькая штуковина птичкой перелетела через крышу дома.

– А ну подними! – раздался окрик матушки.

– Не подниму! Ни за что не подниму!

– Ладно, ладно! – встрял Сыма Тин. – Чего ее хранить, никчемная вещь.

Матушка дала мне затрещину. Я притворно рухнул навзничь и принялся кататься по земле, как осел.

Матушка поддала мне ногой, а я злобно выдохнул:

– Бесстыжая! Бесстыжая!

Она замерла, горестно свесив большую тяжелую голову, и из груди ее вырвался то ли вой, то ли плач; потом она резко развернулась и бросилась в дом. Сыма Тин вздохнул, присел под грушу и закурил. Выкурив несколько сигарет подряд, он встал:

– Иди поговори с матерью, старший племянник. Не позволяй ей плакать.

Он достал из-за пазухи свидетельство о браке, разорвал на куски, швырнул на землю и, сгорбившись, вышел со двора: со спины – старик стариком, одной ногой в могиле.

Глава 30

Старинные темные очки с алмазной полировкой Сыма Ку подарил своему почтенному наставнику господину Цинь Эру в день рождения, будучи на пике своей военной славы и власти. И вот теперь, нацепив на нос этот контрреволюционный подарок, Цинь Эр сидел за сложенной из позеленевших кирпичей кафедрой с учебником родной речи в руках и дребезжащим голосом тягуче зачитывал сочетания иероглифов. Шел урок для первого набора разновозрастных первоклассников дунбэйского Гаоми. Тяжелые очки учителя сползли на половину изогнутого крючком носа; с кончика носа свешивалась зеленая сопля. Казалось, она вот-вот упадет, но почему-то не падала.

– Да ян да. – Большие козы – большие, – выпевал Цинь Эр. – На дворе стоял палящий июньский зной, а он восседал в черной бархатной шапочке с красной кисточкой и в черном стеганом халате.

– Да ян да! – вопим мы, стараясь произносить слова так же, как он.

– Сяо ян сяо. – Маленькие козы – маленькие, – заунывно выводит он.

На улице жарко и душно, в классе темно и сыро, мы все босиком и в коротких штанах и при этом обливаемся потом, а он сидит разодетый, но лицо мертвенно-бледное, губы посинели, будто озяб.

– Сяо ян сяо, – повторяем мы звонкими голосами.

В классе висит застарелый запах мочи, как в давно не чищенной овчарне.

– Да ян сяо ян шань шан пао. – Большие козы и маленькие козы бегают по горам.

– Да ян сяо ян шань шан пао, – повторяем мы.

– Да ян пао, сяо ян цзяо. – Большие козы бегают, маленькие козы блеют.

– Да ян пао, сяо ян цзяо, – опять повторяем мы.

Учитывая мой обширный опыт общения с козами, я знаю, что большая коза с длинным выменем бегать не может. Ей и ходить-то неудобно, какое там бегать! То, что маленькие козы блеют, вполне может быть, и то, что бегают, тоже возможно. Большие козы мирно пасутся себе на лугу, а козлята – те, да, бегают и блеют. Так и подмывало поднять руку и задать вопрос, но я не осмелился. Перед учителем всегда лежит линейка – специально, чтобы лупить по ладоням.

– Да ян чиде до. – Большие козы едят много.

– Да ян чиде до, – послушно повторяем мы.

– Сяо ян чиде шао. – Маленькие козы едят мало.

– Сяо ян чиде шао, – эхом откликаемся мы.

Тоже верно: большие козы, конечно, едят больше, чем козлята, а козлята, надо думать, едят меньше коз.

– Да ян да. Сяо ян сяо.

Так, козы наелись, начнем всё с начала. Пожилой учитель без устали продолжает читать, а класс уже начинает потихоньку бузить. Вот У Юньюй, восемнадцатилетний крестьянский сын, высоченный и здоровенный, просто жеребец. Его уже женили на вдове Лань Шуйлянь, торговке доуфу124. Она старше его на восемь лет, а уже ходит с выпирающим животом и скоро должна родить. Так вот этот будущий папа вытащил из-за пазухи ржавый пистолет и втихаря прицелился в красную кисточку на черной шапочке господина Цинь Эра.

– Да ян пао, да ян… – Бабах!

По классу прокатился смешок. Учитель поднял голову и своими белесыми бараньими глазками уставился на нас поверх очков. В них все расплывалось, он почти ничего не видел. Потом снова принялся читать:

– Сяо ян цзяо… – Бабах! Это У Юньюй опять озвучил свой выстрел по качающейся красной кисточке. Класс так и грохнул, а учитель схватил линейку и хлопнул по столу, как судейский чиновник:

– Тишина! – И чтение возобновилось.