Аниска огляделась -- нет ли метёлки или шеста, которым тушат верхний свет. А когда глянула на кота, то увидела, что животное, прижав уши и припав к полу, подбирается к странной сморщенной фигурке. Кукле, что ли... И эта кукла стояла на кривых ножонках, растопырив чёрные, словно горелые, пальцы. В глазах-пуговицах, сверкавших оловянным блеском, было столько лютой злобы, что Аниска затряслась от ужаса. Ей ли, здоровой крестьянской девке, которая супротив иного мужика посильнее будет, бояться какой-то куклы! Но вот поди ж ты...
Кошак с утробным воем бросился на куклу. Она взмахнула рукой, и животное завертелось на полу, перебирая лапами и волоча за собой вывалившиеся кишки. Кукла перевела взгляд на Аниску. В оловянных глазках блеснули недобрые огоньки.
И вот тут случилось то, о чём намного позже православная Аниска расскажет батюшке и так напугает, что он не раз проснётся ночью в холодном поту.
Под потолком появился тот морок, о котором тихо шептались в людской и вовсю талдычили на улицах, в кабаках, на рынке и в лавках городка. В Анискину крепкую голову и прийти не могло такое -- она увидит наяву покойницу! Ту, которую похоронили много лет назад за оградой кладбища, без креста.
Удавленница покачивалась на толстой пеньковой верёвке, выкатив гнилые глаза, шевеля тёмным языком, который на пол-ладони вывалился изо рта.
Её руки пришли в движение, задёргались, протянулись к Аниске.
Под юбкой забились босые ноги.
Аниска стояла истуканом и чувствовала, что не может вздохнуть-выдохнуть. Словно покойница принесла с собой загробные муки.
"Хорошо, что она вроде как на привязи", - мелькнула мысль в простоватых Анискиных мозгах.
Но мертвячка, скособочив голову, начала скрести осклизлыми пальцами верёвку.
"Отвяжется сейчас!" - запаниковала Аниска, не в силах отвести глаз от морока.
И чуть было не поплатилась за свою недоглядливость.
Чертёнок, или кукла, или ещё какая тварь уцепилась за подол и стала карабкаться по Анискиному переднику. Видать, не знала, что шустрая и крепкая деревенская девка не боится ни мышей, ни крыс, может запросто убить ударом руки кроля и силы в её широких ладонях немерено.
Аниска схватила дьявольское создание и отшвырнула прочь. Но миткалевый передник всё же порвался -- кукла не уступила горничной в упрямстве и не выпустила ткань из пальцев.
Тварь улетела к экрану камина и замерла.
С воплем Аниска подхватила мраморный столик для карточных игр и уже хотела было придавить гадину, раскрошить её в прах.
Тут Аниску что-то сшибло с ног. Удара она не почувствовала, но завалилась ничком, а тяжеленный стол грохнулся рядом.
Аниска от страха описалась, потому что подле себя увидела морок. И разглядела в подробностях червей, кишевших в складках гнилой плоти, язвы тления, глаза, похожие на стухший куриный белок.
Девка забормотала "Отче наш..." и приготовилась к смерти.
Но удавленница лишь покачала головой, с которой вместе с волосами слезала кожа, и заковыляла к чёртовой кукле.
А маленькая тварь зашевелилась, вскочила на ноги. Её глазёнки при виде покойницы полыхнули багровым пламенем, рот раскрылся в безмолвном крике.
И Аниска своей нехитрой душой поняла, сколько лютой злобы в этом дьявольском создании.
На грохот приплёлся старенький Лукич и уставился на морок, поднял руку для креста, но так и застыл в ужасе.
Потом он тихо осел на пол, повалился на бок, разок дёрнулся и умер. Аниска почувствовала это сразу.
Когда отвела взгляд от бедолаги, мертвячки и чёртовой куклы уже не было.
В Анискиной голове заметались мысли. Что это было: божий гнев, божья кара или искушение? А может, знамение? Люди правду говорили -- морок появляется к смерти. Помер же бедняга Лукич... И Аниска, далеко обходя и место, где стояла покойница, и тело дворецкого, пошла звать на помощь.
5
Пушистый от снежка день заглянул в окошко каморки, где проживала кухарка Домна, омыл всё нежным ненавязчивым сиянием. Не смог только высветлить мрак в углу между стеной и изголовьем. И вроде бы эта темень шевелилась, как живая.
А Домна храпела во всю мощь широкой груди, выводила такие рулады, что колыхались кружевные рюши на подушке, дорогом и милом сердцу подарке второй хозяйки. За особые услуги.
Причина глубокого сна праведницы была в пустой стклянке на столе. А также в её преданной службе тому, кто будет посильнее самого Аристарха Петровича.
Очень, очень давно Домна неотёсанной, неуклюжей девахой пришла в новый деревянный особняк. Дичилась, пугалась, не умела ни за столом прислужить, ни толком комнаты убрать. Зато имела главное достоинство -- грудь и бёдра, которые невозможно было прикрыть скромным платьем горничной. Задница Домны так и просила звонкого хлопка. А ещё воодушевляла Петра Аристарховича на ночные похождения.
Увы, Домна слишком быстро оказалась непригодной для игрищ, потому что сразу же забеременела. И как ни исхищрялась, одолеть хозяйскую брезгливость не смогла. В срок родила младенчика, такого же верезгливого и охочего до Домниных титек, как Пётр Аристархович.