Большая и Маленькая (СИ)

   И месяца не прошло, как Домна нашла дитя бездыханным. Понятно, кто ж потерпит полон дом байстрюков. Поскольку к материнству Домна относилась как к неизбежной докуке, её обеспокоила только полная молока грудь. Но тут народился Аристарх Петрович, и Домна стала кормилицей.

   Однажды ночью она так устала ждать, когда же наконец вялый и хилый наследник насытится, что сама уснула. Очнулась под утро от холодка под мышкой. Глянула и обмерла. Заспала! Придавила Аристарха Петровича!

   Домниному горю не было предела. Трясла, колотила по спинке холодное тельце, дула трупику в рот, растирала пятки. Но поздно... Теперь ей не увидеть завтрашнего утра. Как ни лют и скор на расправу Пётр Аристархович, хозяйка - настоящий зверь. Она за своего детёныша...Не жить Домне, не жить...

   И тут на стене детской появился рогатый силуэт.

   Домна протёрла вспухшие глаза.

   Рогатый выступил вперёд, потянул за собой стену, так что потолок и обои в цветочек перекосились, да всё вокруг показалось сломанным, скособоченным.

   Домна затаила дыхание.

   Ей почудилось, что прозвучал голос. А может, не голос. Какой-то рокот, словно из-под земли. Из тех глубин, которые видеть живым нельзя.

   Ой, лихо...

   Рогатый открыл глаза, полные адского пламени.

   Домна почуяла, как из неё утекает жизнь: всё меркнет перед глазами, болезненной судорогой в груди заканчивается дыхание, а сердце становится большим-большим и замирает...

   Рогатый дохнул смрадом из ощёрившейся пасти.

   Всё, что было в детской, полыхнуло языками ледяного синего огня.

   Домну вместе с трупом младенчика потянуло к громадным осклизлым клыкам...

   Она очнулась от перханья и содрогания тельца в руках.

   Аристарх Петрович желали кушать.

   Домна, не помня себя, вложила окаменевший холодный сосок в жадные губёнки. Дитя зачмокало. Завоняло серой -- хоть окошки открывай.

   Совершенно чёрные, мёртвые герани и фикус, которые сгорели в синем пламени, говорили о том, что Он был здесь. И Домна знала, что за покровительство должна заплатить. За одну жизнь сотней жизней.

   Только почему не расплавился крестик на суровой нитке? Нешто Рогатый потерпит?.. И тут же пришла мысль, что Ему всё равно...

   Домна исправно служила своим хозяевам. Наслаждалась властью. Её не тревожили мороки убиенных в утробе или колыбели младенцев, не беспокоили тени их матерей. Только она одна знала о тайных местах в каретном сарае, в саду у заборов, где хрупкие косточки превращались в землю.

   Домна проснулась от стука в дверь и громких всхлипов. Аниска... черти б её взяли...

   - Чего тебе?.. - спросонок хрипло спросила она. - Входи уж...

   Аниска с плачем бросилась к Домне, которая по-царски возвышалась на своих перинах, упала на колени, приникла к её пухлой, словно набитой ватой, ручище и всё рассказала. Домна глядела на вздрагивавшие развитые кудельки горничной и наслаждалась.

   Так-то... Однако что за чертёнок? А если... Стешкину девку, которая Зойка, так и не нашли. То есть не искали. Пропала да пропала. Кому она нужна? Конечно, Домна для неё куска не жалела -- таки хозяйская кровь. Но темечко чесать не стала, когда поняла, что никто не видел байстрючку после того, как обнаружили её мать-удавленницу в каретном сарае.

   Зато теперь ясно, почему Стёшкин морок так привязался к дому. Поди, ищет своё отродье. А пущай ищёт, Домне-то что... Людской страх ей только на руку.

   И тут в голову пришла мысль, которая подбросила кухарку, заставила вскочить и заорать на заплаканную Аниску:

   - А ну, пошла прочь! Обслюнила всю руку! Займись делом, скажи на кухне кофею сварить. Служивые сейчас прибудут. Ступай!

   Аниска быстренько скрылась.

   А Домна, выкатив глаза и часто дыша, думала о том, что у Рогатого могла появиться ещё одна прислужница. Тогда беда...

   Но как Он мог позабыть преданную Домну? Или она провинилась в чём?

   Домна не увидела, что на подушке за её спиной копошилось нечто чёрное, всё в шматках облупившейся кожи, и оставляло на нежном батисте тёмные следы.

   Кухарка обрушила на подушку голову, в раздумьях стала смотреть на побелку потолка и вдруг почуяла острую вонь.

   - Тьфу, Аниска, что ли, пропастину притащила? - сморщившись, проговорила Домна.

   И тут же почувствовала, как что-то холодное, слизистое, коснулось её щеки.

   Повернувшись, не успела ничего понять, только глаза обожгла дикая боль.

   Кто-то безжалостно, с хрустом, колупался в её глазницах.

   От неимоверной муки Домна потеряла сознание.

   А когда очнулась в сплошной темени, схватилась тряскими руками за грудь.

   Пальцы ощутили студенистую мякоть, истекавшую тёплой жидкостью. В ноздри ударил запах свежеразделанной свиной туши. "Откуда здесь убоина?" - успела удивиться Домна.

   А потом захрипела.

   - Помоги... прошу... - только и смогла вымолвить кухарка.

   В ушах прозвучал дикий хохот, потом тоненький младенческий плач, а после -- тот вой, который издают бабы, когда железным крючком из них тянут раздробленный плод. И снова хохот...

   - Обма... - беззвучно прошептали Домнины губы и застыли.

   И наступила тьма.

   6