— Максим Сергеевич, — несмотря на нападки Подгорного, голос следователя звучал доброжелательно, — вы напрасно так агрессивны, действия были, и их было немало. Не всегда, к сожалению, мы достигаем нужного результата.
— Вы приехали, чтобы рассказать мне об этом?
— Можно сказать и так, я приехал попрощаться, через несколько дней я уеду, дело будет передано местным следователям.
— Которые его окончательно похоронят?
Реваев сделал вид, что ничего не услышал, и продолжил:
— Хотел задать вам один вопрос, Максим Сергеевич. Когда мы ознакомились с завещанием вашего отца, то все имущество, которое ему принадлежало, — это вот этот дом, — следователь кивнул головой на забор, — несколько машин и квартира в столице.
— Так и есть, — подтвердил Максим.
— Не так уж и мало для обычного человека, но по меркам вашего отца это сущие пустяки.
— Мы же это обсуждали уже, — удивился Подгорный, — отец был сенатор и по закону не мог владеть бизнесом. Все предприятия были оформлены на меня, хотя фактически я руководил только медиакомпанией. Остальным рулили управляющие.
— Да, конечно, мы обсуждали это, — вздохнул Реваев, — получается, что юридически никто не мог получить выгоду от смерти вашего отца?
— Никто.
— А фактически материальную выгоду получили только вы?
Макс сделал шаг вперед и оказался вплотную с Реваевым, нависая над невысоким полковником. Он почувствовал даже запах мятной жвачки изо рта следователя. Реваев вздрогнул от неожиданности, но не отступил. Глядя прямо в глаза Подгорному, он спросил:
— Вы хотите меня ударить?
Макс набрал полные легкие воздуха, резко выдохнул и кулаком что есть силы ударил по борту минивэна.
— Я хочу, чтобы вы уехали. Я не буду больше с вами разговаривать.
Макс махнул рукой охране и сел в «гелендваген». Тяжелые ворота закрылись за въехавшими внутрь внедорожниками.
Опешивший водитель минивэна выскочил из машины и с недоумением переводил взгляд с вмятины на боку его автомобиля на побледневшего следователя, утиравшего платком пот со лба.
Больше Реваев не напоминал Максиму о себе, возможно, он действительно уехал в столицу. Жаркое лето упивалось властью над городом, изо дня в день одаряя изнурительной жарой всех его обитателей. Размеренная и разморенная летняя жизнь шла своим неспешным чередом. Дети уехали на целых три недели в спортивный лагерь, и Подгорный вновь начал проводить вечера у постели жены, читая ей книги. Израильский профессор пробыл в городе целых три дня, но ничем обрадовать Максима не смог. Перевозить Марину в Израиль или вообще куда ни было не имело никакого смысла.
В один из дней Анастасия, которая в офисе теперь общалась с ним лишь по рабочим вопросам и, закончив общение, быстро выбегала из кабинета, прислала сообщение. Настя писала, что ее позвали замуж и что она согласилась. Кто стал ее женихом, Настя не сообщила, но Максу это было уже безразлично, на сообщение он отвечать не стал.
Тем временем выборы становились все ближе. Это отчетливо ощущалось по бесконечным сюжетам на федеральных телеканалах, по обилию агитационных баннеров на улицах города и по редким нецензурным надписям на фасадах домов, которые делались под покровом ночи, а утром оперативно убирались коммунальными службами.
Она наслаждалась полетом. Кругом было слишком темно, чтобы понять, куда именно она летит, но это ее вовсе не пугало. Раз она летит так мощно и так уверенно, значит, ее крылья знают, что надо делать. Крылья… Оказывается, у нее есть крылья, хотя такое ощущение легкости, что кажется, будто у нее и тела нет вовсе. Тогда откуда растут крылья, если нет тела? Будь чуть светлее, тогда она смогла бы разобраться, что к чему. Может быть, она — дракон? Нет, драконы страшные, она не хочет быть драконом. Хотя кто знает, какие драконы на самом деле. Может быть, драконы вовсе не так страшны, как об этом думают люди. Люди! Странное слово, люди. Что оно означает? Никак не удается вспомнить, но оно явно означает что-то неприятное, от чего начинает болеть голова. Значит, голова у нее все же есть. И крылья. Тогда, возможно, и тело тоже есть.
Где-то очень далеко появилась неясная светлая точка, которая постепенно увеличивалась в размерах и становилась все ярче. Вскоре точка превратилась в гигантский огненный шар, на который уже невозможно было смотреть. Ее неумолимо тянуло к этому пылающему шару, к этой раскаленной, пылающей звезде. Но зачем? Неужели она хочет врезаться в эту огромную пышущую жаром массу и сгореть заживо? Этого не может быть, здесь что-то не так.