Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Другой упоминавшийся военный ориенталист М.И. Венюков и вовсе пытался сформулировать новую концепцию политики в Евразии. Он утверждал, что Россия и Китай как крупнейшие континентальные империи должны объединить усилия для борьбы со своими противниками — Великобританией, ее марионетками среди мусульманских владетелей и воинственными племенами, подстрекаемыми англичанами против русских. Венюков был убежден, что распад Китая будет иметь катастрофические последствия для Российской империи[557]. Полагая, что идея создания пояса буферных государств между владениями России и Британии в Центральной Азии является утопией, он считал, что появление такой «нейтральной зоны» отнюдь не укрепит границу первой, обрекая ее тем самым, подобно Османской империи, на постоянные локальные войны в пограничных районах[558].

Колебания между силовым и дипломатическим сценариями решения проблемы Кашгарии не прекращались в официальных кругах Петербурга все 1870-е гг. С одной стороны, эксперты Азиатской части Главного штаба все больше склонялись к оказанию военного давления на правителя Йеттишара. В то же время Кауфман не возражал против создания буфера, намереваясь даже оказать поддержку Якуб-беку, если он признает сюзеренитет Российской империи. По мнению всесильного генерал-губернатора, такой выход из положения мог бы обеспечить геополитические и экономические интересы России в Восточном Туркестане с наименьшими материальными и моральными затратами[559]. Неслучайно, он продолжал официальную переписку с кашгарским эмиром и его старшим сыном Бек Кули-беком — наиболее вероятным преемником отца на троне, предлагая им стать третьим после Бухары и Хивы российским протекторатом. Упоминавшийся ранее директор Азиатского департамента МИД П.Н. Стремоухов также считал такой вариант действий отвечающим интересам России[560].

Ликвидация Коканда и осложнения на Балканах заставили царское правительство направить чрезвычайную политическую миссию в Йеттишар в мае 1876 г. Как уже отмечалось, капитан А.Н. Куропаткин, назначенный ее главой, был проинструктирован Кауфманом обсудить с Якуб-беком поправки к прежним договоренностям по пограничным вопросам. Однако существовала и «скрытая повестка» этого визита, обусловленная стремлением Кауфмана собрать максимум информации о подлинных намерениях эмира и расстановки сил в его ближайшем окружении. Впоследствии Куропаткин вспоминал: «Знания о Кашгарии, которыми мы обладали в то время, являлись не просто неполными, но в значительной степени преувеличившими истинные возможности правителя страны и значимость государства, которое он основал. Мы увидели в Кашгарии могущественное мусульманское государство, к которому, как к центру, были бы привлечены симпатии населения не только тех мусульман, которые сохранили свою независимость, но также и тех, кто проживает в провинциях, уже завоеванных нами. Важность Кашгарии в наших глазах еще более возросла в связи с попытками англичан переманить ее на свою сторону, то есть, сначала включить ее в зону нейтральных государств, которая призвана отделить Россию от Индии; и затем приобрести в Кашгарии свежий рынок для продажи своих промышленных товаров»[561].

Некоторые современники и позднейшие историки сопоставляли эту миссию с почти аналогичными по целям поездками в Иеттишар хорошо известного читателю Т. Форсайта[562]. В реальности прагматичный кашгарский эмир уклонялся от конкретных обещаний как британцам, так и русским, предпочитая единственно верную, с его точки зрения, политику лавирования между двумя империями, чтобы сохранить независимость и укрепить свою власть любой ценой, ожидая контр-наступления цинских войск[563]. Правда, в конечном итоге, как показали дальнейшие события, Якуб-бек все же пошел на сближение с англичанами, которые пообещали содействовать примирению эмира с пекинским правительством, а также предложили финансовые субсидии и поставки вооружения. Тайные контакты с турецкими агентами и массовая миграция дунган из Йеттишара в Русский Туркестан не могли не повлиять на выбор, сделанный эмиром к концу 1876 г., в пользу формально протурецкой, а фактически пробританской ориентации. Как представляется, визиты его ближайшего советника Сеид Якуб-хана в Константинополь, Калькутту и даже Лондон вместе с попытками, хотя и безуспешными, очередного вице-короля Индии лорда Литтона «замолвить за кашгарского правителя словечко» в столице Поднебесной, подтверждают сделанный нами вывод[564]. Дополнительно отметим, что надвигавшаяся русско-турецкая война, по расчетам Якуб-бека, могла предоставить ему удобный случай для организации всеобщего антирусского восстания в Центральной Азии, которое, как он ожидал, будет с готовностью поддержано турками и англичанами. Победа восставших, с его точки зрения, привела бы к полному изгнанию царских властей из Кульджи и Коканда, что превратило бы Йеттишар в сильнейшее мусульманское государство региона[565].