Двое мужчин сидели за бруствером из кое-как сложенных камней, за спиной у них поднимался каменистый склон не то большой скалы, не то маленькой горушки-холма. Один из них – француз, Жак. Через месяц ему должно исполниться 24 года. Аспирант[132]
, лётчик-инструктор, успевший повоевать с немцами во Франции в 40-м, с англичанами в Сирии летом 41-го, осенью 42-го дезертировавший из армии Виши и вступивший в голлистскую «Сражающуюся Францию», чтобы опять воевать с фашистами.Второй – одноглазый еврей, Моше. Неполных 28 лет. Сабра[133]
. Профессиональный террорист – для англичан, диверсант – для вишистов и арабов, спецназовец и герой – для евреев. Уже почти 15 лет не расстающийся с оружием. За исключением двух лет, проведённых в английской каторжной тюрьме. Вообще-то, Моше схлопотал от самого справедливого в мире британского суда десять лет каторги, но, когда джентльменам клюнул петух в задницу, они выпустили Моше и привлекли его к тому, что он умел делать лучше всего. Диверсии, партизанская война. В одном из первых выходов по заданию англичан он и лишился левого глаза. Повезло – не повезло. Французская пуля должна была убить Моше, расколов ему череп, но на её пути встал трофейный, французский же, бинокль. Бинокль вдребезги, осколки выбивают глаз. Ещё год назад Моше с удовольствием отрезал бы голову Жаку, тогда они были по разные стороны. Нет, не фронта. Фронта как такового не было. Были партизанские действия еврейского ополчения в тылу войск Виши в Сирии. А потом всё поменялось. Вишисты разбиты, а большей частью не разбиты, а перешли под команду Де Голля.Ещё месяц назад им казалось, что Палестина и Сирия – самый тихий уголок полыхающего мира. Роммель отступает и уже почти зажат между 8-й британской армией и союзным десантом где-то в Тунисе. Глубокий тыл, однако. Моше собирался уже возвращаться в родной кибуц, а Жак прикидывал, где ещё сможет приложить свою молодецкую удаль, а заодно посильнее поквитаться с немцами за недавно погибшего в Тунисе отца.
Но вот в мире что-то перевернулось. Турки вдруг вступили в войну и начали бить англичан. У Роммеля открылось второе или уже третье дыхание, и он опять неудержимой лавиной катится к Нилу. Де Голль погиб, части «Сражающейся Франции» в Алжире уничтожены.
Француз и еврей за этот месяц с новой силой возненавидели островитян, которых до этого с трудом терпели как вынужденных союзников-попутчиков. Отступая, англичане прикрывались французскими частями и еврейскими отрядами, иной раз даже не предупреждая тех о своем отходе. Не единожды было, когда французы с евреями попадали в окружение. В плен турки никого не брали. Куда девать пленных посреди пустыни? Только отвлекают. В общем, печальна была участь окружённых. Вырезали всех.
Но вот, казалось, отступление прекратилось. Англичане вместе с остатками французских и еврейских подразделений зацепились-закрепились между северо-восточными отрогами синайских гор и Средиземным морем. Узкое место. Хорошая плотность войск в обороне. Дальше турок не пустим. Да и турки дальше не рвались. Выдохлись турки.
Но вдруг три дня назад британские части, опять не предупредив союзников, тихо снялись с позиций и драпанули к Суэцу.
В тот день у Жака был выходной, на его самолёте меняли двигатель. После обеда на аэродром был налёт. Турки на немецких «мессерах» и «штуках». Дежурное звено рвануло на взлёт, и тут же рухнуло на землю огненно-дымными метеорами. Восьмёрка «харрикейнов» эскадрильи «Руан» взлетела следом. Больше взлететь никто не смог, да и не было больше исправных, готовых к бою самолётов. Троих сбили сразу. Кто-то сумел подняться выше. И тогда на аэродроме услышали:
– Танки, парни! Турецкие танки с востока! Километров семь от нас. Десять танков и штук двадцать грузовиков.
На аэродроме два десятка малокалиберных «эрликонов»[134]
, пяток БТРов. Бойцов на аэродроме было, пожалуй, побольше, чем у приближающихся турков. Батальон охраны, БАО[135], шесть десятков лётчиков-штурманов-радистов, всяки-разны прикомандированные-отпускники. Почти под тысячу человек на круг. Считай, в два раза больше, чем у турок Но танки… против них играют только зенитки, и то с натягом. А зенитки почти все уже молчат. Выбомбили их. Турецкие самолёты улетели, расхреначив все радиостанции на аэродроме и разменяв троих своих на четырёх из сумевшей подняться в воздух пятёрки французов. Последний из оставшихся в воздухе французов разок прошёлся над приближающейся турецкой колонной – и улетел на запад на другой аэродром.Боеспособны только две зенитки. Механики-ремонтники кидаются срочно снимать с самолётов авиационные пушки и пулемёты. Попытка на коленке наспех сварганить подобие лафетов и станков для них. Через четверть часа турки, развернувшись в боевой порядок и спешив пехоту, входят в зону действия «эрликонов». Через десять минут – счёт 2:2. Больше зениток нет, а восемь танков прут к аэродрому. Турецкая пехота отстала. Аэродром заволакивает дымом. Прибавилось горящих самолётов и строений. Горит почти всё, что может гореть. Танки уже у дальнего конца взлётки.