Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия

Но только сначала надо добавить несколько слов критического рассуждения. Меня могли бы спросить, убежден ли я сам, и если да, то насколько, в истинности развиваемых здесь предположений. Я ответил бы, что и сам не убежден и не склоняю к вере других. Точнее: я не знаю, насколько верю в них. Мне кажется, что аффективный момент убеждения вообще не должен здесь приниматься в расчет. Ведь можно предаваться некоему ходу мыслей, прослеживать его до конца исключительно из научной любознательности или, если угодно, в роли advocatus diaboli[408], который сам черту все же не продается. Я не отрицаю, что третий шаг, предпринимаемый здесь мной в теории влечений, не может претендовать на такую же достоверность, как первые два, то есть расширение понятия сексуальности и введение понятия нарцизма. Эти новшества представляли собой непосредственный перевод наблюдений в теорию, и они содержат в себе не больше источников ошибок, чем это неизбежно бывает в подобных случаях. Вместе с тем утверждение о регрессивном характере влечений также основывается на материале наблюдений, а именно на фактах навязчивого повторения. Правда, я, может быть, переоценил их значение. Но в любом случае разработка этой идеи невозможна иначе, как путем многократного комбинирования фактического материала с чисто умозрительным, при удалении от наблюдения. Как известно, конечный результат тем менее надежен, чем чаще при построении теории это проделывается, но о степени недостоверности сказать ничего нельзя. При этом можно удачно угадать или впасть в постыдное заблуждение. Так называемой интуиции я мало доверяю в такой работе; то, что мне доводилось на этот счет наблюдать, казалось мне скорее результатом известной беспристрастности интеллекта. Но к сожалению, мы редко бываем беспристрастными, когда дело касается важных вещей, великих проблем науки и жизни. Я думаю, что каждым здесь движут внутренние глубоко обоснованные пристрастия, которым он своими умозрительными рассуждениями невольно потакает. При столь веских основаниях для недоверия, пожалуй, не остается ничего другого, кроме сдержанной благосклонности к результатам собственной работы мысли. Поспешу лишь добавить, что подобная самокритика отнюдь не обязывает к особой терпимости по отношению к противоположным взглядам. Можно быть непреклонным и отвергать теории, которым противоречат уже первые шаги и наблюдения в процессе анализа, и все же при этом знать, что правильность отстаиваемых теорий – только предварительная. В оценке наших умозрительных рассуждений о влечениях к жизни и к смерти нас мало смущает то обстоятельство, что мы встречаем здесь так много странных и незримых процессов – например, что одно влечение оттесняется другим, или что оно обращается от Я к объекту и т. п. Это происходит только из-за того, что мы вынуждены оперировать научными терминами, то есть собственным образным языком психологии (точнее, глубинной психологии). В противном случае мы вообще не смогли бы описать соответствующие процессы, более того, не могли бы даже их воспринять. Вероятно, недостатки нашего описания исчезли бы, если бы вместо психологических терминов мы могли использовать физиологические или химические. Хотя и они тоже относятся к образному языку, но к давно нам знакомому и, возможно, более простому.

С другой стороны, мы должны хорошо понимать, что ненадежность наших умозрительных рассуждений существенно возросла из-за необходимости обращаться к биологической науке. Биология – это поистине царство неограниченных возможностей, мы можем ждать от нее самых поразительных разъяснений, и невозможно предугадать, какие ответы она через несколько десятков лет даст на поставленные вопросы. Возможно, как раз такие, что все наше искусственное построение из гипотез рухнет. Если это так, то нас могут спросить, зачем приниматься за работу, подобную представленной в этом разделе, и зачем о ней сообщать. Что ж, не могу отрицать, что некоторые аналогии, сопоставления и взаимосвязи показались мне заслуживающими внимания[409].

VII

Если такое общее свойство влечений действительно заключается в том, что они стремятся восстановить прежнее состояние, то не приходится удивляться, что в психической жизни так много процессов осуществляется независимо от принципа удовольствия. Это свойство передается каждому парциальному влечению и в каждом случае связано со стремлением вернуться к определенной точке на пути развития. Но все, над чем принцип удовольствия еще не властен, не обязательно должно из-за этого находиться в противоречии с ним, и задача, состоящая в том, чтобы определить отношение инстинктивных процессов навязчивого повторения к господству принципа удовольствия, пока не разрешена.