Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия

Еще убедительнее освежающую и целительную деятельность сновидения изображает Пуркинье (Purkinje, 1846): «Прежде всего эти функции выполняют продуктивные сновидения. Речь идет о легкой игре воображения, никак не связанной с событиями дня. Душа не желает продолжать жить напряжением бодрствующей жизни, а хочет прекратить ее, от нее отдохнуть. Она создает состояния, противоположные состояниям в бодрствовании. Она исцеляет печаль радостью, заботы – надеждами и светлыми, заставляющими забыться образами, ненависть – любовью и дружескими чувствами, страх – мужеством и уверенностью; сомнения она разгоняет убежденностью и твердой верой, напрасные ожидания – их исполнением. Многие раны души, которые сохранялись открытыми в течение целого дня, исцеляет сон, укрывая их и предохраняя от новых волнений. На этом отчасти основывается исцеляющее боль воздействие времени». Мы все ощущаем, что сон – это благодеяние для жизни души, и смутное предчувствие в массовом сознании, очевидно, не намерено отказаться от предрассудка, что сновидение есть один из путей, по которым сон ниспосылает свои благодеяния.

Наиболее оригинальную и значительную попытку объяснить сновидение на основании особой деятельности души, способной свободно проявиться лишь в состоянии сна, предпринял в 1861 году Шернер. Книга Шернера, написанная тяжелым и высокопарным стилем, в которой чувствуется чуть ли не пьянящее воодушевление автором темой, которое должно действовать отталкивающе, если не сумеет увлечь читателя, создает для анализа такие большие трудности, что мы с готовностью обратимся к более ясному и краткому изложению, в котором философ Фолькельт представляет нам учение Шернера. «Пожалуй, из мистических нагромождений, из всего этого великолепия и блеска мысли проглядывает и просвечивает полная догадок видимость смысла, но из-за этого путь философа не становится ясным». Такую оценку представления Шернера находят даже у его единомышленника (Volkelt, 1875).

Шернер не принадлежит к числу авторов, которые допускают, что душа переносит все свои способности в сновидения. Он рассуждает о том (по Фолькельту, ibid., 30), каким образом в сновидении ослабляется центральность, спонтанная энергия «Я», как вследствие этой децентрализации изменяются познание, чувствование, желание и представление, и почему остатки этих душевных сил имеют не истинно духовный характер, а лишь свойства механизма. Но зато полного размаха в сновидении достигает деятельность души, которую можно назвать фантазией, избавленная от всякого господства разума и потому свободная от строгой воздержанности. Вынимая последние камни из памяти бодрствования, душа создает из них новые структуры, полностью отличающиеся от образований, возникающих в бодрствовании; она проявляет себя в сновидении не только репродуктивно, но и продуктивно. [Ibid., 31.] Ее особенности придают жизни во сне ее особые свойства. Она демонстрирует предпочтение несоразмерного, преувеличенного, огромного. Но вместе с тем благодаря освобождению от сдерживающих категорий мышления она приобретает бо́льшую гибкость, расторопность и изворотливость; она крайне чувствительна ко всем малейшим изменениям настроения, к подстрекательским аффектам, она тотчас переводит внутреннюю жизнь во внешнюю пластическую наглядность. Фантазия в сновидении лишена понятийного языка; то, что она хочет сказать, ей нужно наглядно изобразить, а так как понятие не оказывает здесь ослабляющего воздействия, она живописует с невероятной быстротой, энергией и силой. Из-за этого ее язык, каким бы ясным он ни был, становится многословным, тяжеловесным, неуклюжим. Особенно же ясность ее языка затрудняется из-за того, что она не расположена выражать объект через его истинный образ и предпочитает избирать чуждый образ, поскольку он способен выразить собой лишь тот момент объекта, в воспроизведении которого есть надобность. В этом состоит символизирующая деятельность фантазии… [Ibid., 32.] Далее, очень важно, что фантазия в сновидении изображает предметы не исчерпывающе, а лишь в их очертаниях, причем самым вольным путем. Поэтому ее художество кажется плодом гениального вдохновения. Однако фантазия не останавливается на простом изображении предмета – она испытывает внутреннюю необходимость в той или иной степени соединить с ним «Я» сновидца и, таким образом, создать действие. Например, сновидение, вызванное зрительным раздражением, рисует золотые монеты на улице; сновидец их собирает, радуется, уносит с собой. [Ibid., 33.]