Большая книга рождественских рассказов

– Нет! – сказала жена. – Рустер ничего мне не обещал. Но ему придётся очень следить за собой и держать ухо востро, потому что здесь ему каждый день нужно будет смотреть в глаза маленьким детям. Кабы не Рождество, я бы никогда не решилась на такое, но уж коли Господь наш решился оставить среди нас, грешных, не просто малого ребёнка, а своего сына, то уж, верно, и я могу позволить, чтобы мои дети попытались спасти одного человека.

Лильекруна не мог вымолвить ни слова, но его лицо подёргивалось и вздрагивало каждой морщинкой, как всегда, когда он бывал поражён чем-нибудь величественным.

Затем он благоговейно, с видом ребёнка, который пришёл просить прощения, поцеловал руку своей жены и громко воскликнул:

– Подите сюда, дети, и все поцелуйте ручку своей матушке!

Что и было сделано, а после в доме Лильекруны весело отпраздновали Рождество.

Элизабет Гаскелл

Рождественские бури и штиль

В одном городе (нет нужды говорить, где именно) издавались две местные газеты (нет нужды говорить, когда именно). Газета Flying Post издавалась давно и имела вид респектабельный, она была органом фанатизма и ториев. Газета Examiner отличалась остроумием и положительностью суждений – это была новая газета, пользовавшаяся покровительством демократов. В этих двух газетах еженедельно появлялись статьи бранного содержания, такие рьяные и свирепые, как обыкновенно бывают статьи подобного рода. Очевидно, это были произведения раздражённых умов, несмотря на одно и то же стереотипное вступление: «Хотя статья, появившаяся на прошлой неделе в газете Flying Post (или Examiner), не заслуживает нашего внимания, но мы считаем долгом…» и прочее и прочее. Каждую субботу лавочники-радикалы пожимали руки друг другу и соглашались, что умная газета Examiner славно отделала, бойко отхлестала газету Flying Post; между тем как более степенные тории выражали сожаление, что Джонсон напрасно расточает своё остроумие против ничтожной газеты, которую читает одна только чернь и которая находится при последнем издыхании.

Не так это было на самом деле. Газета Examiner жила и процветала, по крайней мере она окупалась, как выражался один из героев моего рассказа. Это был главный наборщик: пожалуй, вы можете назвать его как вам угодно, я только говорю, что это был человек, заведовавший механической частью газеты. В сочинение больших статей он не пускался, но раза два в неделю, когда оригинала оказывалось недостаточно, он без ведома редактора наполнял пустое место собственными своими сочинениями вроде объявлений о необычайных предметах: зелёных бобах и горохе в декабре, появлении серых дроздов или белых зайцев и тому подобных, в высшей степени интересных феноменах. Правда, всё это был чистейший вымысел, причудливая изобретательность ума, но что же за беда? Его жена узнавала заранее о появлении литературных статей мужа по его особенному кашлю, служившему вместо прелюдии. Вследствие этого ободряющего признака и громкого, выразительного голоса, которым он читал свои сочинения, жена его имела расположение думать, что «Ода на рано распустившийся розовый бутон», занимавшая место в отделе, посвящённом оригинальной поэзии, и письмо в отделе корреспонденции с заглавием Pro Bono Publico были творческими произведениями её супруга, и на этом основании она нередко вздёргивала нос.

Никаким образом не мог я постичь, что заставило Годгсонов квартировать в одном доме с Дженкинсами. Дженкинс занимал то же место в редакции газеты Flying Post, какое Годгсон – в редакции Examiner, и, как я уже сказал, предоставляю вам самим дать этому месту название. Дженкинс имел основательное и верное понятие о своём положении и питал должное уважение ко всем властям: от правительства в лице короля до редактора и субредактора. Ни за какие сокровища в мире он не решился бы пополнить пустоту в журнале своими сочинениями, и я полагаю, что ненависть его к Годгсону увеличилась бы ещё вдвое, если б он узнал о «произведениях его ума», как выражался Годгсон, нежно рассуждая со своей благоверной о статьях, заменявших в журнале пробелы.

Дженкинс также был женат. Только жёны и были нужны, чтоб завершить полноту ссоры, существовавшей в рождественские праздники лет двадцать тому назад между двумя соседями, двумя наборщиками. При жёнах из этого вышла очень миленькая и полная ссора. Для равновесия двух враждующих сторон надобно ещё прибавить, что, если Годгсоны имели ребёнка (такого милашку! маленького крошку!), то мистрисс Дженкинс имела кота (славного кота! огромного, лакомого, умевшего как-то особенно мяукать, кота, который почти постоянно воровал молоко, оставляемое на ужин маленького крошки!). После такого объяснения равномерных сил и средств той и другой стороны мы можем приступить к описанию войны.