Большая книга славянской мудрости

Держась правила, что солдат и в мирное время на войне, Суворов обучал воинов своих разным манерам и весьма желал показать им штурм. Мысль эта пришла ему в голову, когда он проходил с полком мимо одного монастыря: в пылу воображения, тотчас составил он план к приступу, и полк, исполняя повеления его, бросился по всем правилам штурма, овладел монастырем. Екатерина пожелала увидеть чудака. Это первое свидание, говорил Суворов, проложило ему путь к славе».

Д. Бантыш-Каменский, «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов»

Оружием владеешь – врага одолеешь

Кистень был одним из самых распространенных видов оружия на Руси. Владимир Даль писал: «Кистень летучий, гиря на ремне, который наматывается, кружа, на кисть и с размаху развивается; бивались и в два кистеня, воберучь, распуская их, кружа ими, ударяя и подбирая поочередно; к такому бойцу не было рукопашного приступа». Однако чаще гири крепили на ремень, прикрепленный к рукояти. Несмотря на постепенное удешевление железа, его все равно экономили, поэтому зачастую гирю делали полой, а в нее насыпали мелкие камни, которые смягчали отдачу от удара. Непредсказуемые для противника удары наносились «влет», скорость движения увеличивалась за счет движения лошади, и их сила была порой просто ужасающей.

До XIII века главную силу русского войска составляла кавалерия, и именно в это время кистень был наиболее популярным оружием. Однако в вооружении русских воинов он встречался еще очень долго, вплоть до Отечественной войны 1812 года.

Кистенек с кулачок, а с ним добро. (Пословица)

Мужество, чтобы отступить

Отечественная война 1812 года подарила нашей истории много славных имен, имен людей высокого и низкого сословия, отчаянно храбрых, преданных и стойких, не жалевших отдать свои жизни за Родину. Победу куют солдаты, и большое мужество требуется, чтобы сопротивляться врагу, биться до конца и наступать, не жалея сил. Но иногда полководцу требуется куда больше мужества, чтобы… отступить, как это сделал Михаил Илларионович Кутузов, светлейший князь, генерал-фельдмаршал, командовавший русской армией в 1812 году и принесший ей победу.

На совете в Филях именно он принял тяжелое для сердца любого патриота решение о сдаче Москвы Наполеону. Решение, без которого война была бы проиграна.

* * *

«Бенигсен открыл совет вопросом: „Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России, или защищать ее?“ Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.

– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: „Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение“. (Он откачнулся назад на спинку кресла.)

Победителя не судят, а уважают и боятся, побежденному – горе!

А. Колчак

Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. <…>

Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы и чувствовалось, что говорить больше не о чем.

Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.

– Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки, – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут не согласны со мной. Но я, – он остановился, – властью, врученной мне моим государем и Отечеством, я приказываю отступление.

Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон».

Л. Толстой, «Война и мир»