Большая Книга. Том 1. Имперский сирота

Дедушку хоронили далеко за городом, на новом, так называемом «Бурундайском» кладбище, недалеко от которого как раз и располагался аэродром сельхоз авиации, последнее место работы деды Миши. Всю дорогу ехали молча. Надежда Иосифовна, выплакав все слезы, сидела с абсолютно сухими глазами и молчала, а остальным разговаривать было в ее присутствии не очень удобно – в этом автобусе ехали только близкие родственники. Цветом лица, серым и выдававшим глубину ее горя лучше всяких слез, она почти сравнялась с покойным дедой Мишей. Всю жизнь после их свадьбы в начале сороковых они прошли вместе бок о бок. Даже отдыхать в отпуск ездили только вместе, если не считать одной недельной поездки деда в Москву с Ясом и Аллочкой. Каково ей, прожившей с ним почти пятьдесят лет и не расстававшейся с любимым мужем дольше, чем на три-четыре командировочных дня, было в этот момент осознавать, что отныне ей предстоят долгие недели и месяцы в одиночестве, без своей земной половины? А если бы ей тогда кто-нибудь сказал, что она переживет своего супруга на целую четверть века?

Кладбище и всю церемонию там Яс запомнил плохо. Кокон к тому времени уже устал фильтровать негатив и просто вырубил по максимуму все раздражители. Поэтому память Яса записала только, как забивали в гробу гвоздями крышку, чего он не понимал и не одобрял. И как потом все кидали на нее землю, зачерпывая голой рукой из выкопанной рядом кучи. Получалось, что все кидаются землей в его мертвого деда – это тоже было непонятно и неприятно видеть. Но, как и раньше в квартире, в тот момент эти эмоции не были слеплены в мысли, просто память фиксировала их, чтобы впоследствии Яс смог разобраться. В чем? В том, что представляет собой смерть близкого человека, наверное. Он сквозь толстый кокон и слезы досмотрел, как последняя лопата земли опускается на место, где еще несколько минут назад была прямоугольная яма, а потом вместе с бабушкой побрел назад к автобусу. По дороге в город он уже тоже не плакал. Слезы кончились и у него.

Поминки справляли сразу после похорон в столовой, той самой, которая тринадцать лет назад на пятачке учила Яса читать вместе с другими зданиями по соседству. Народу в столовой было много, намного больше, чем днем при прощании в квартире. Яса посадили недалеко от всех родственников, но с краю, рядом с какими-то вообще незнакомыми людьми, впрочем, ему было все равно, жалко только, что он не мог сидеть рядом с бабушкой. А может быть, это и к лучшему, тут он хоть сможет не плакать больше? Вилок и ножей не было, стол был сервирован одними ложками. После некоторой паузы слово взял Герценов, муж тети Любы, что тоже Ясу было не совсем понятно. По идее, говорить должна была сначала бабушка, потом папа, потом, наверное, тетя Люба? Но честно сказать, Герценов говорил очень хорошо о его деде, ему понравилось. А когда в завершение он произнес громко и отчетливо: «Вечная память Михаилу Егоровичу. Светлейшей души был человек», Яс не выдержал и заплакал опять.

Между тем гости выпили по второй, а потом по третьей, и Яс вдруг с удивлением отметил, что большинству из них уже совсем не грустно. От водки глаза у мужчин и женщин масляно заблестели, появился румянец на щеках, разговор с деда Миши перешел на более будничные темы, например, запчастей для «Запорожца», которыми был озабочен его сосед по столу слева. А потом, когда после перекура мужчины вернулись и выпили в очередной раз, атмосфера за столом и вовсе перестала быть траурной. На лицах там и сям мелькали сдержанные застенчивые улыбки, когда шутка в разговоре, видимо, была особенно удачной. Яс вышел из-за стола и, стараясь остаться незамеченным для бабушки и остальных родственников, потихоньку выбрался на улицу и пошел к автобусной остановке. Как он добрался до дома он не помнил. И не совсем понимал, как вести себя дома дальше. Делать вид, что ничего не случилось было невозможно, а скорбеть и отвечать на вопросы у Яса даже при желании не было сил. Он позвонил, мама открыла дверь. Через коридор в кухне Яс увидел Зазубина. Дядя Женя сидел на кухне в профиль к нему, а перед ним стояла тарелка с дымящимся лагманом.

– Кушать будешь? – спросила мама

– Нет, спасибо. Повисла пауза. Но тут Зазубин из кухни сказал тихо и очень доброжелательно:

– Привет. Похоронил дедушку?

– Да, – ответил Яс. Как же он был благодарен отчиму за этот тон. И за то, что это был единственный вопрос про похороны.

– Ты к себе в комнату или с нами за столом посидишь? – Тем же тихим и добрым голосом сказал дядя Женя.