Большая книга ужасов 2018

– Любит Таня из мухи слона делать, – покачала головой бабушка, кладя в свою чашку ложечку варенья. – Я и сама справилась – все же проклеила. Тем более что мороз нынче так себе. Я и похуже видела. Чего тебя по холоду гонять?

– Да ладно, – отмахнулся Роман, делая большой обжигающий глоток. Кисло-сладкий вкус бабушкиного чая приятно согревал и настраивал на позитивный лад.

– Я тебе серьезно говорю. Я когда в шестьдесят шестом в школе работала, так там стекла в окнах от холода полопались. А сейчас что? Тьфу.

– Ничего, зато у тебя точно не полопаются.

Не без гордости парень осмотрел дело своих рук – рамы стояли как в неприступной крепости. И, хотя в квартире все равно было не особо тепло, можно было не беспокоиться, что нарастающий мороз незаметно пробирается в бабушкину квартиру.

– Да уж. Ты у меня молодец… – улыбнулась бабушка. – Только чай пить не забывай, а то остынет. И пирожки бери. Я вам еще домой передам, когда поедешь… Мне про морозы старые учителя рассказывали. Трудовик наш, Каретников дядя Саша, его так называли все – дядя Саша… – Зинаида Степановна улыбнулась. Все-таки воспоминания могли согревать. – Так вот, он говорил, самый жуткий холод в Пензе был в 1934-м. Тогда все старались по домам сидеть, рукавицы даже в кровати не снимали, двери от холода корежило, а птицы на лету замерзали.

– Да ну!

– …Но в школу народ все равно ходил. Представляешь?

На вопрос Роман ответил вопросом, потому что у него в голове быстро завертелись шестеренки расследуемого дела:

– В тридцать четвертом? Это когда собор взорвали?

– Какой собор?

– Спасский. Тот, что раньше на Советской площади стоял и который теперь восстанавливают.

– Ааа, – протянула бабушка без особой заинтересованности. – Это я уж не знаю. Я же в Пензу только в пятьдесят четвертом переехала, из Арзамаса. Когда дедушку перевели по службе – вот и я за ним.

– Ну да. – Однако сдаваться парень не собирался. – А что еще про те морозы рассказывали?

– Да много всякого. Не знаю, правда ли, но мне школьный врач говорила – Воронина… как же ее звали… тоже такая, старенькая… А! Юлия Васильевна! Вот, говорила, что дети буквально на уроках засыпали – так замерзали. Да и люди ходили будто вареные, некоторые прямо на улицае падали без сил… Она любила поболтать… – снова улыбнулась своим воспоминаниям Зинаида Степановна. – Она тогда уже старенькая была, на сморчок похожая. Ее прямо все так и звали – Грибница…

– Да бог с ней! – перебил бабушку Роман, чувствуя, что нащупал как раз ту ниточку, которую они с Дмитрием Николаевичем так долго искали. – Люди падали, дети на уроках засыпали. А учителя? Может, кто из практикантов?

– Да не знаю я, Ромша, это ж когда было… Хотя подожди. Точно! Юлия Васильевна рассказывала, что одна практикантка прямо на уроке свалилась. В младших классах рисование вела… У Харитоновой Клавдии Семеновны, точно… Харитоша… Учителя эту студентку принесли в медпункт, а она трясется вся и холодная, как лед. Ну, сделать та ничего не смогла, поэтому пришлось «Скорую» вызывать… Ее в больницу… Что-то у нее серьезное там в итоге оказалось, но что именно, не помню – столько лет прошло… А мы с Юлией Владимировной до самой пенсии дружили. Потом, конечно, уже дороги разошлись, но…

От бабушкиного рассказа Роман и сам затрясся, как та практикантка, и аж на стуле привстал:

– А как ее звали? Практикантку? Не Инесса Октябрева?

– Да что ты так разволновался-то, господи? Не помню я ее имени. Да Грибница вроде и не называла его. Так, болтала просто о «преданьях старины глубокой», когда мы в учительской после елки сидели. Выпила винца немного, вот у нее язык и развязался… Я и не думала, что запомнила глупости эти… Надо же.

– И что? Совсем больше ничего не помнишь?

– Далась тебе эта практикантка… Имени не знаю, но Юлия Васильевна говорила, что совсем молоденькая была. Недолго в школе у них проработала – несколько месяцев всего. А потом, как холода пришли, у нее в голове сосуд лопнул, поэтому отправили практикантку домой – в Наровчатский уезд. Завуч еще тогда сказала… – Зинаида Степановна вдруг замолчала и после недолгих раздумий с удивлением добавила: – Знаешь, Рома, странно. Все перед глазами встало – будто только вчера было. Что на самом деле вчера случилось, я и не вспомню, а это – на тебе. Даже какое платье на завуче было, помню… Ты слушаешь?

– Конечно, бабушка. Слушаю.

Но на самом деле Волкогонов уже не слушал – он набирал на мобильном сообщение Инюшкину. Наконец-то у них появилась долгожданная зацепка.

Глава одиннадцатая

Наровчат – это небольшой городок в Пензенской области. Прославил его коренной наровчатец Александр Иванович Куприн, который, как многие пензенцы, частенько в своем творчестве упоминал о малой родине. «Наровчат, Наровчат, одни колышки торчат», – вспоминает популярную дразнилку мама главного героя повести «Юнкера».