Большая книга ужасов 63 (сборник)

Во-первых, она следила за каждым его шагом, пока он выбирался из болота, подсказывая, куда ступить. Потом мигом нашла едва заметную тропу и, крепко держа Никиту за руку, бросилась бежать и мигом вывела его к той самой избушке на берегу сверкающей речки, откуда он ушел так недавно – и так давно.

Солнце уже садилось, сумерки сгущались, когда они подошли к крыльцу.

– Разувайся, – скомандовала девчонка. – Сушить твои чуни[20] надо! Портянки сушить надо! Синие штаны – не знаю, как зовут, – сушить надо! Насквозь промок!

И скрылась в избушке.

Ну что ж, она опять была права…

Никита покорно плюхнулся на крыльцо и принялся стягивать мокрые кроссовки, названные чунями, носки (портянки), ну а насчет джинсов (синих штанов) решил не спешить, хоть они и промокли до колен. Что ж он, в одних трусах останется?!

Через несколько минут, когда он сидел босой и выжимал противные ледяные носки, девчонка снова возникла на крыльце и положила перед Никитой какой-то сверток. Это оказались сухие и чистые штаны из ветхой ткани неопределенного цвета и валенки с кожаными заплатками на пятках. А также две выбеленные временем тряпицы.

– Где взяла? – удивился Никита.

– В избушке, – буркнула она.

– Не было там ничего! – возразил Никита. – Я все обшарил, когда еду искал. Ничего не нашел.

– Значит, плохо искал! – пожала плечами девчонка. – Этими портянками ноги обмотай, валенки надень, штаны промокшие давай – сушить надо!

И снова исчезла в домишке.

Никита усмехнулся. Портянки он раньше только в кино видел. Наверное, и эти портянки, и штаны, и валенки остались от прежних хозяев дома. Про которых рассказывал домовой.

Наконец Никита послушался и переоделся, а потом кое-как обулся. Все оказалось очень велико, на штанах не было никаких застежек, и пришлось подхватить их какой-то веревкой, которая, на счастье, нашлась в кармане.

А что оставалось делать, как не слушаться? Во-первых, эта зануда-спасительница, сразу чувствуется, так просто не отвяжется, а во-вторых, в мокрых штанах ноги застыли до ломоты.

– Переоделся? – высунулась зануда. – Иди есть, пока все горячее!

Никита, который как раз собрал со ступенек все свои вещи, снова их выронил – от изумления.

Как это – есть? Что? Где она еду нашла?!

Но тут же из приотворенной двери потянуло таким живым, крепким, сладостным духом вареной картошки, что Никита ринулся вперед – и споткнулся на пороге.

Вот чудеса! Неужели это та самая пустая, пыльная, холодная избенка, где он проснулся утром, где понапрасну искал хоть корочку хлеба?

Сейчас здесь было необычайно тепло. Печка топилась; на ней булькал, выкипая, горшок с водой. На столе в большой жестяной миске дымилась гора картошки. На обрывке бересты была насыпана горка крупной соли, лежала вязанка вяленой черемши. Тут же стояли жестяные кружки, полные горячей воды, в которых размокала сушеная черемуха.

На столе горела большая толстая свеча, и с ней, да еще в отблесках огня, игравшего в печи, было почти светло.

Это просто какая-то фантастика, честное слово! Никита и незнакомая девчонка вернулись в избешку минут пять, ну десять назад, и успеть растопить печь и приготовить еду было просто немыслимо… Особенно если учесть, что никакой картошки тут раньше не было!

А может, еду кто-то принес? И печку натопил? И картошку сварил в ожидании возвращения Никиты?

Кто? Уж не домовой ли?..

Однако думать об этом Никита сейчас не мог. В голове мутилось от голода и усталости, и всеми его помыслами и поступками управлял только пустой желудок.

Короче, через полсекунды Никита уже сидел за столом и ел все подряд, диву даваясь, что самая обыкновенная картошка в мундире может быть такой умопомрачительно вкусной.

Девчонка проворно развесила его джинсы и носки на каких-то рогульках поближе к печке, поставила рядом кроссовки – и тоже села за стол. Аккуратно откусывала от горячей картофелины маленькие кусочки и настороженно поблескивала своими узкими и длинными черными глазами.

– Тебя как зовут? – наконец спросил наевшийся Никита. – Как ты меня нашла? Кто все здесь наготовил? Кто еду принес?

– Сиулиэ, – сказала она. – Меня зовут Сиулиэ.

Никита кивнул и уставился на нее выжидательно. Однако Сиулиэ помалкивала и отвечать на прочие вопросы явно не собиралась.

Хорошо. Никита решил зайти с другой стороны.

– А что такое сунгун-нгэвен?

– Кочка – плохой черт, – буркнула Сиулиэ. – В болоте живет. Зачем к нему полез?!

– Откуда я знал, что там кто-то живет, тем более плохой черт? – пожал плечами Никита.

– Везде кто-нибудь да живет, – наставительно сказала Сиулиэ. – В горах – калгама с длинными ногами и острой головой, в болоте – сунгун-нгэвен, из реки киата – утопленник – может выйти, из-под земли харги норовит свой коготь высунуть… У каждого места свой амбан – злой дух.

– Утопленника я уже видел, – передернулся Никита. – Это было незабываемо… Слушай, а куда ворона делась?

– Какая ворона?

– Ну такая, черная! – Никита для наглядности даже руками помахал и прохрипел: – Карр! Карр!

– А, ты про гаки говоришь! – усмехнулась Сиулиэ. – Это ворон был, а не ворона! Гаки небось в лес улетел. Что ему на болоте делать!