Большая книга ужасов — 63

Не смотрел на них, но знал, что они переглядываются за моей спиной – и отводят друг от друга глаза.

– Это из-за того, что мы одежду спрятали? – вдруг испуганно спросила Валя. – Да?! Слушай… Ты нас прости!

– Прости! – загомонили все наперебой.

Девчонки снова зарыдали в голос.

Пашка тоже всхлипывал. Сашка глухо бубнил:

– Прости нас. Прости, мы же не знали!

Они не знали, что я их уже простил…

Еще когда Сашка залез на дерево, а потом свесился с ветки и спросил с тревогой: «А ты как же, Антон?!»

Да, я все простил. Но говорить об этом при Белом Волке не хотел.

А потом перехватил его холодный взгляд – и сообразил, что он все без объяснений знает. Не зря же намекнул, что я продул второе испытание еще более блистательно, чем прежнее, с дядей Вадей!

– Ладно, идите, – буркнул я. – Ищите грань лесную.

– Где же мы ее найдем?! – в отчаянии вскрикнул Пашка.

– Вас Гатика проводит, – с трудом сказал я. – Проводишь?

– Конечно, – закивала Шамаханская царица. – Провожу и…

– …и уйдешь с ними, – жестко приказал Белый Волк. – Перейдешь через грань – и станешь человеком. Сюда тебе путь будет закрыт. Навсегда. Навсегда.

– Я стану человеком? – недоверчиво повторила Гатика. – Но ведьма говорила, что для этого надо быть убитой другом и в огне сгореть… Она меня, значит, просто пугала?!

– Много колдовских путей существует, знаешь ли, – ощерил пасть Белый Волк в своей странной усмешке. – У нее – свой. У меня – свой. Станешь ты человеком, когда отведаешь человеческой еды и питья. После этого путь назад будет отрезан, грань для тебя закроется. – Пристально посмотрел на Гатику: – Уйдешь? Прежней жизни не пожалеешь? Подумай хорошенько!

– Пожалею?! – с ужасом переспросила Гатика. – О чем?! Вот он, – кивнула на меня, – видел, как я жила. В пещере! Среди змей и крыс! Среди зелья забудущего! С бабкой, которая меня то и дело колотила! Да я все это брошу – и не оглянусь! Я бы и раньше ушла, да думала: кому я нужна? Не человек, не кошка… А сейчас… Вдруг и правда маму найду?! Я должна попытаться!

– Но смотри, – медленно произнес Белый Волк, – если, не отведав пищи и питья человеческого, воротишься, то оставаться тебе навеки кошкой!

Так он это сказал – меня аж дрожь пробрала! Да и брата моего, волка, и друзей… заклятых моих друзей – тоже…

– Не вернусь! – крикнула Гатика. – Уйду и не вернусь!

– Куда это ты уходить собралась? – послышался голос, напоминающий глухое уханье, и мы все содрогнулись.

Глянули вверх – и увидели сову, которая парила над нами, насторожив свои оперенные кисточками уши.

Но вот, сложив крылья, она грянулась оземь – и обернулась горбатой толстой старухой с крючковатым носом, черными глазами, серыми перьями вместо волос и мохнатой медвежьей челюстью.

Ноктуа! Карга!

Она по-прежнему была в черном балахоне, увешанном связками гнилых желудей, а толстые пальцы с ногтями-когтями были унизаны перстнями-гнилушками. Только теперь она вдобавок перепоясалась жгутом из змей – похоже, она без змей шагу ступить не могла, вечно таскала их с собой, будто самых любименьких шушу![10] – и на этом отвратительном поясе висел небольшой топор с захватанной рукояткой и ржавым лезвием.

Я вдруг заметил, что в глазах Белого Волка, когда он взглянул на этот топор, мелькнуло выражение ужаса.

Ребята даже не орали, а тихонько поскуливали – на большее у них сил не осталось.

Ну факт: сова с медвежьей челюстью – это что-то! Я к ней тогда, в пещере, уже немножко пригляделся, попривык, а так, с бухты-барахты, это свежему человеку и крышу могло сильно повредить!

– Куда собралась, Гатика? – повторила ведьма презрительно. – К человечишкам? Я из тебя ведьму истинную, лютую сделать хотела! Уйдешь – останешься глупой, пресной, незрячей, тестом непропеченным, как все эти жалкие людишки. Силы лишишься! Пожалеешь ведь потом, да поздно будет! Знаешь, сколько красавиц готово душу дьяволу продать, чтоб хотя бы каплей моего могущества овладеть? А тебе все даром отдам! Всему научу!

– Что же раньше не учила? – с горечью спросила Гатика. – Что ж только била да бранила? А помнишь, как меня зимой на снег выбросила? Снежком присыпала, чтобы я замерзла? И если бы меня кто-то не отогрел, не спас…

– Это волки тебя тогда отогрели, – перебил ее Ликантроп. – Они снег продышали! А волков я послал, чтобы тебя спасти. И сейчас хочу спасти. Но за это… за это… я расскажу тебе про одно старинное кошачье колдовство – и… А ну, посмотри на меня!

Гатика замерла, глядя ему в глаза.

Ликантроп молчал, но, кажется, говорил ей что-то – и это могла услышать только она.

Гатика задрожала. Ей было страшно… что-то такое Ликантроп ей сказал, чего она испугалась до ужаса!

– Но если я это сделаю… – дрожащим голосом пробормотала она, – то… а как же я?.. Я же тогда…

– Сама решай, Гатика, – сказал Ликантроп.

– Не будь дурой, Гатика! Не слушай его! – заверещала ведьма. – Сгинешь! Пропадешь!

Ликантроп прищурился – и вдруг крикнул так, что закачались в страхе деревья, кроны их заметались и принялись сгребать ветвями звезды с неба:

– Бегите! Все бегите!

И Белый Волк бросился на сову в то же мгновение, как она бросилась на него.

* * *