Большая книга ужасов — 63

Гатика – черная кошка – метнулась в чащу, ребята без раздумий чесанули за ней. Меня ноги тоже понесли следом, но на краю полянки я обернулся.

И показалось, будто я оглох – такая стояла в лесу страшная тишина.

Сова и Белый Волк бились насмерть, но все звуки этой битвы – дыхание, стоны, уханье совы и шум ее крыльев, скрежет когтей по траве, треск веток, которые в прыжке, пытаясь достать сову, сшибал Белый Волк, его злобное рычание, – все эти звуки уносились в небо, в котором царила чудовищная какофония: выл-завывал ветер, грохотал гром, черную звездную гладь пронзали молнии.

Мой брат волк пытался тоже присоединиться к битве, однако попусту бросался всем телом на какую-то прозрачную стену, которая окружила каргу и Ликантропа. Да, подкрепление Ликантропу не могло сквозь эту стену проникнуть, а Ноктуа, оказывается, явилась не одна! Из всех складок ее балахона повыползли змеи, большие и маленькие, браслеты превратились в змей и перстни тоже, и даже бусы-желуди рассыпались какими-то мерзкими летучими змейками, которые вились вокруг Белого Волка и беспрестанно атаковали его.

Белая шерсть его пестрела кровавыми пятнами; змеи обвивались вокруг его лап, взметнувшись на шею, пытались удушить, однако он был неодолим и неутомим. Змеиное воинство карги явно слабело, сама Ноктуа пятилась, пятилась, однако на морде ее не было страха, а медвежья косматая челюсть по-прежнему щерилась в злобной ухмылке.

Она что-то задумала, ясно! Какой-то подвох!

И стоило мне об этом подумать, как произошло нечто очень странное.

Ведьма сорвала с пояса свой топор и… рубанула ржавым лезвием одну из своих самых больших змей. Напополам ее разрубила!

Две половинки тугого змеиного туловища резко дернулись – и замерли, а раздвоенный язык, высовывавшийся из змеиного ядовитого рта, безжизненно повис.

Она сдохла.

Спятила Ноктуа, что ли?! Своих же союзников рубит?!

И тут я заметил, что ржавое лезвие топора сделалось черно-зеленым, а Белый Волк отпрянул с тем же выражением ужаса в глазах, которое я уже заметил раньше.

Значит, могучий, страшный Ликантроп почему-то боится этого топора, которым была убита змея… Может быть, это какое-нибудь неодолимое средство против оборотней?

Ведьма взмахнула топором – Белый Волк отпрянул, увернулся от удара, но наткнулся спиной на непроницаемую стену, окружавшую место битвы, и упал. Ведьма снова замахнулась…

И тут я рванулся вперед и вцепился зубами в руку ведьмы – в ту самую, которой она сжимала топор.

Ноктуа издала дикий, чудовищный, пронзительный, оглушительный вопль, завизжала… может, именно так кричал-свистел Соловей-разбойник, Одихмантьев сын, потому что я ну реально, ну просто физически, ну всем существом своим ощутил вот это самое, про что в былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник» – мы ее в школе проходили – читал:

Как засвищет Соловей да по-соловьему,
Закричит, злодей-разбойник, по-звериному,
От его ли от посвиста соловьего,
И от его ли от покрика звериного
Все-то травушки-муравы заплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей – то все мертвы лежат…

Наверное, если бы здесь были люди, они и впрямь лежали бы все мертвы, но мы с Ликантропом, оборотни, это дело пережили. Не скажу, что легко, но – пережили… Я даже зубы, вцепившиеся в ведьминскую руку, не разжал. И заставил-таки ее выпустить топор!

И только ощутив, как под моими зубами кожа ее покрывается совиными перьями, я запоздало удивился, что, оказывается, запросто преодолел защитную стену. Можно сказать, своим телом ее пробил!

Ведьма стремительно превращалась в сову, но змеи, перепугавшись ее ужасного вопля, пытались вернуться под защиту балахона, бестолково мельтешили вокруг ее ног, обвивались вокруг шеи. На какой-то миг Ноктуа сделалась ужасным существом с совиной головой и крыльями, человечьим туловищем и птичьими когтями на ногах. Но тут же зубы мои соскользнули с ее жестких перьев, карга стряхнула меня наземь и только собралась взлететь с болтающимися на хвосте змеищами, как на нее кинулись и Белый Волк, и мой брат, который теперь смог пробиться на помощь.

Они на нее кинулись, как Аслан на Белую Колдунью, и шансов у совы, конечно, не осталось…

От нее только пух и перья полетели под их когтями и зубами! Змеи, успевшие с ведьмы свалиться, улизнули в траву, и долго еще до меня доносилось трусливое шуршанье и легкий свист – это они пытались ускользнуть в глубь леса и скрыться там. Мне неохота было их преследовать – я понимал, что без карги они стали просто змеями: будут сидеть теперь под какими-нибудь коряжинами и с тоской вспоминать прежнюю житуху!

От ведьмы уже ничего не осталось, кроме нескольких легких перышек, да и Ликантроп, и волк постарались их уничтожить. Одно пометалось по траве, а потом ветерок унес его в лес.