Большая книга ужасов — 72

Теперь все стало ясно. На вид эта девчонка Сашина ровесница. Она совершенно не похожа на Сашу, но это, конечно, его сестра! У них один отец. Получается, у него было две семьи. Он был… как это называется… двоеженец! Одна жена — Сашина мама, вторая — конечно, та женщина, которая сидела рядом с Асей над Волгой. И дети у них родились одновременно. Наверное, отец сначала больше любил Сашину маму, поэтому жил с ней и с сыном. Потом Саша и его мама отцу надоели, и он вернулся в ту, другую семью, которая обитает в микрорайоне Мещерское озеро, где-то неподалеку от Борского моста. На фоне этого моста сфотографирована Ася, там же Сашиного отца видел Макс. Отец вернулся в ту семью, потому что решил: мать Аси лучше, чем мать Саши. А дочка лучше, чем сын.

Чем лучше?

Наверное, отец знает чем. У взрослых своя, взрослая логика, которая помогает им находить ответы на вопросы, для которых в принципе нет ответов, и оправдывать свои самые ужасные поступки. Такие, например, как бросить одну семью и уйти в другую.

Интересно, знает мама про эту другую семью? Про девчонку Асю? Наверное, знает. Потому и плакала по ночам. Но все же ни к чему, чтобы она наткнулась на эти снимки. Опять будет плакать.

Странно, что отец их оставил. Забыл, наверное? Так спешил к другой семье, что даже фотографии забыл? А впрочем, у него теперь есть настоящая Ася, зачем фотографии?

Ему незачем, но и здесь этим снимкам делать нечего! Надо их выбросить. В помойку!

Саша сначала хотел изорвать все Асины фотографии в клочки, но потом ему почему-то стало противно это делать. Просто сунул конверт в первую попавшуюся полиэтиленовую сумку, свернул — и выскочил из квартиры. Он вдруг страшно заспешил и с трудом заставил себя запереть дверь. Хотелось избавиться от конверта как можно скорей!

Уже стемнело. Во дворе Саша подбежал к мусорному контейнеру и собрался было швырнуть конверт туда, но потом решил, что это слишком близко к дому. Вдруг сумка раскроется, снимки выпадут из конверта и их ветром разнесет по двору? Лучше поискать помойку подальше. Ага, вспомнил он, в парке Кулибина есть большущий ящик, куда подметальщики собирают парковый мусор. Вот туда и надо бросить этот поганый конверт!

Уже стемнело, но при свете парковых фонарей Саша все же нашел ящик, швырнул туда сумку, с облегчением вытер руки о джинсы, повернул было назад, понимая, что уже ночь на дворе и пора возвращаться домой… но вдруг споткнулся, ошеломленно оглядываясь.

В пустых аллеях один за другим гасли фонари, словно… словно кто-то невидимый выключал их волшебным делюминатором профессора Дамблдора.

Саше смутно вспомнилось: что-то подобное он уже видел!

Дорожки утонули во тьме. Похоже, во всем парке осталось только одно светлое пятно: то, в центре которого стоял Саша. Пятно напоминало бледно-желтый лоскут, обметанный по краю черной ниткой.

«И это я видел, — вспомнил он испуганно. — И это со мной уже было!»

Но больше ничего вспомнить не удавалось…

Подошву правой ноги что-то обожгло, и Сашей овладела ужасная слабость. Он прилег на клочок света, распростерся на нем, а в следующее мгновение у него возникло странное ощущение, будто пятно-лоскут кто-то подхватывает с асфальта и несет, несет… вместе с ним. Над Сашей резко хлопали крылья, внизу мелькали улицы, потом он почувствовал прикосновение чего-то холодного — ужасно, просто загробно-холодного… почудилось, что лоскут, на котором он распростерся, скомкали и обтирают им могильный памятник. Перед глазами мелькнул портрет красивой большеглазой женщины, надпись «Федорова Екатерина Николаевна», даты рождения и смерти… Екатерина Николаевна умерла три года назад, и было ей около тридцати пяти. Потом опять замелькал город внизу: Стрелка, здание Нижегородской ярмарки, дома, улицы, высокий мост через Волгу — Борский мост — появился впереди… потом последовало резкое снижение к приоткрытой балконной двери, и порыв сквозняка внес лоскут в какую-то незнакомую комнату.

Саша не мог понять, то ли он летит вместе с лоскутом, то ли сам идет по чуть поскрипывающему полу, не касаясь его ногами, неспешно направляясь к кровати, на которой кто-то лежал.

Рядом на стуле сгорбился какой-то мужчина. Дремал сидя.

Вдруг что-то сердито-пресердито зафырчало рядом, и Саша увидел, как из-под дивана выкатился серый комок, весь покрытый иголками. Снова зафырчал, поднял острую мордочку, потом засеменил к Саше, стуча коготками по полу и топорща иголки.

Да ведь это еж! Симпатяга какой, даром что сердитый!

— Ты что, Ахилка? — послышался с кровати шепот, и Саша невольно улыбнулся.

Ахилка! Так звали ежика в «Детстве Никиты» Алексея Толстого — в одной из самых любимых Сашиных книжек. Значит, тому, кто лежит на кровати, тоже нравилась эта замечательная книжка?

Ахилка, про которого там рассказывалось, тоже бегал, стуча по полу коготками, особенно ночами, выспавшись за день. А когда наступили холода, он натаскал тряпок и бумажек под буфет, чтобы завалиться спать на всю зиму. Интересно, этот ежик зимой тоже спит под каким-нибудь шкафом, в укромном уголке?