В эти секунды/дни/годы мне удалось достигнуть невероятных достижений.
Пришло осознание того, что основная энергия для моего развития, конечно, связана с разумом.
Мировой Разум огромен для меня, и когда я пробую подключиться к нему, меня начинает разрывать изнутри.
Зато разум людей, которые меня окружают, сильно разнится. Это удобно.
Здесь есть совсем маленькие люди, которые называются «дети». Они разного возраста, и объем информации у них в головах абсолютно разный: есть совсем примитивные, больше эмоциональные, а есть те, кто имеет глубокие познания в различных сферах.
То же самое можно сказать и о более взрослых особях, с которыми работать сложнее, но интереснее.
Я сильно разросся, а моя энергия научилась подключаться к людям уже за пределами здания.
Утром Роман проснулся совершенно разбитым. Казалось, что вчера его переехал самосвал. Голова кружилась, во рту был отвратительный металлический привкус — так случается, если вас несколько часов подряд беспрерывно рвет. Будильник продолжал противно пиликать, и парню стоило огромных усилий нащупать его в полумраке и нажать на неподатливую кнопку, он наконец заткнулся. В комнате царили совсем не утренние сумерки, или так казалось из-за плохого самочувствия. В любом случае следовало подниматься и топать в школу. Кое-как выкарабкавшись из-под одеяла, молодой человек прошлепал к окну и выглянул на улицу, протирая слипшиеся глаза. На асфальт продолжали литься струи дождя, только небо из свинцово-серого превратилось в какую-то зеленоватую муть. Люди показались Роману немного странными, тусклыми, а в их движениях сквозило что-то болезненное, словно каждый жест был вынужденным, скованным, вялым. Внутренне похолодев, парень несколько минут напряженно всматривался в прохожих, но так и не смог решить: кажется ему это все или так и есть на самом деле.
Подумав, что так ничего не прояснится, Роман пошел в ванную, удивившись странной тишине в доме: родители уже должны были встать. И хотя на кухне горел свет, никаких звуков слышно не было.
Но первым делом следовало избавиться от этого жуткого привкуса металла во рту. Почистив зубы и несколько раз плеснув на себя ледяной водой, парень энергично растер лицо полотенцем и почувствовал, что кровь снова начинает бегать по телу с нормальной скоростью.
— Ма, что на завтрак? — привычно поинтересовался Волкогонов, толкая дверь в кухню, и застыл на месте, будто его пригвоздило.
Родители сидели за столом, не глядя друг на друга. Руки были аккуратно сложены на коленях, а пустые взгляды устремлены в столешницу. Болезненный зеленоватый оттенок их кожи сказал Роману больше, чем ему хотелось бы знать.
— Эй, — тихо произнес он, не очень рассчитывая на эффект. Но, к его огромному удивлению (и ужасу), голова мамы дернулась и медленно повернулась в его сторону. Если бы парень был напуган меньше — он бы закричал, потому что после поворота затылок женщины приподнялся, будто ее потянули за ниточку, и на мальчишку из-подо лба уставились два бесцветных бельма. Сначала ему показалось, что зрачки маминых глаз исчезли, но, не в силах оторвать взгляда от жуткой картины, Роман рассмотрел, что ее глазные яблоки просто закатились. Правда, никакого облегчения это открытие не принесло, скорее наоборот — мысли начала заполнять паника.
Когда же, дернувшись всем телом, к нему стал поворачиваться и отец, парень пулей вылетел с кухни, зажимая рот рукой, чтобы не заорать. Глотая слезы страха и беспомощности, он заперся в комнате и стал лихорадочно одеваться и швырять в рюкзак вещи, которые могли пригодиться. Когда Волкогонов натягивал джинсы, его что-то кольнуло в ногу — угол иридиевой платы, которую он так и таскал в кармане, все еще не придумав, куда ее пристроить. Чертыхнувшись, он застегнул брюки и прислушался: слава богу, в коридоре не было слышно никакого движения.