Большая книга ужасов — 81

Эта гребаная лампочка мне потом снилась. Она горела удивительно долго, наверное, до осени. Надеюсь, эти из дома хотя бы получили огромный счет за электричество. Лампочка. Ложная надежда, глупая уверенность в том, чего нет. Интересно, собака тоже ее видела? До сих пор меня вымораживает, как вспомню. А ведь четыре года прошло.

Похоронить собаку я уговаривала Маринку и мальчишек, наверное, неделю. К тому моменту от собаки мало что осталось. Мы так и не отстегнули цепь: никто не хотел трогать. Просто подрыли ямку под невесомым скелетом, обтянутым кожей, облепленным мухами, и закопали. Цепь так и осталась торчать из земли, прибитая другим концом к будке. Зайти в дом выключить свет никто не решился. Маринка все боялась, что там кто-то есть, живой или мертвый. Еще через месяц я захватила из дома стамеску и молоток и сбила конец цепи со стенки конуры. Легко сбила с куском доски, он рассыпался на мелкие гнилые кусочки. Поздно, глупо. И проклятая лампочка еще горела тогда.

Осенью кто-то все-таки выбил стекло в том доме, вывернул сгнившую раму, и только тогда чертова лампочка наконец погасла. А может, ее тоже разбили, за компанию. Она мне снилась еще очень долго, класса до девятого, и еще эта торчащая из земли цепь.

Цепь давно ушла в землю. Может быть, если я подойду, мне удастся ее разглядеть, но я не решаюсь. Брошенные собаки тоже давно ушли – жрать-то здесь нечего. Осталась только одна та.

Ребята тоже смотрят в землю. Идут быстро, но не переходя на бег: собаки увидят – погонятся. Ну и что, что их больше нет – привычки сильнее нас. Еще метров сто по бывшему скверу – сейчас это одичавший яблоневый сад. Дорожки давно заросли, яблоням в компанию ветер нанес лопуха, люпинов и маленьких ясеней. Даже елочка проклюнулась – смешная, ниже колена, похожая на щетку для пыли. Яблоки вечно зеленые, что над головой, что под ногами. В зацветшем прудике с пластиковыми бутылками весной поют лягушки, а потом появляются жирные головастики, почему-то жутковатые, я боюсь на них смотреть. Они движутся стайкой, от этого по воде мелкая рябь, и все кажется, что сейчас вода закипит и вылезет какое-нибудь морское чудище. Прудовое, ага. Смешно, глупо, знаю. А что не смешно или не глупо, то занудно или опасно. Пусть уж лучше так. Тем более что головастиков сейчас нет, разгар лета.

– Пришли.

Старый особняк – угрюмое строение, сохранившее следы былой красоты.

– Мне уже жутковато, – Маринка поежилась, полезла в сумку и достала фонарь. – Что-то подсказывает мне, что электричества там давно нет.

– Зато окон хватает! – утешил Кабан.

– А где бабка? – вдруг спросил Игорек. – Она все время шла перед нами, я не видел, чтобы она куда-то свернула. А теперь вот пропала…

– Значит, она живет в театре, – успокоил Кабан. Сейчас зайдем, а она из-за угла такая: «Бу!»

Маринка, вертя в руке фонарь, шагнула на раздолбанное крыльцо. Здесь и ноги переломать недолго. Я поднимаюсь последней, следом за Пашей. Дверь тяжелая, дубовая, висит на одной петле, и я боюсь, что она упадет прямо на меня. Тогда никакие привидения не нужны – сразу труп.

Зашла. Темновато. В замызганные битые окошки проникает совсем немного света. Маринка включает фонарик, и он сиротливо освещает под ногами кусок когда-то красной ковровой дорожки. Идеально прямой, навечно прибитой к полу. По сторонам – сумерки, а на улице – белый день.

– Кабан! – Я испугалась звука собственного голоса. Акустика здесь знатная. – Кабан, а тебе не приходило в голову, что если твой призрак существует, то это может быть…

– …та бабка?

– Нет, это все может быть опасно. – Последние слова прозвучали жалко и утонули в нервных смешках. Я почувствовала габариты этого театра – огромные, изнутри будто больше, чем снаружи.

– Не бойся, Ленчик, дядя Кабан тебя спасет. Сейчас только фонарик отыщет, а то Маринкина финтифлюшка не светит ни фига.

Маринкина финтифлюшка так и светила под ноги, показывая нам кусок ковровой дорожки. Поперек луча деловито прошмыгнула крыса и скрылась в темноте. Маринка взвизгнула.

– Ты чего? – Паша проводил взглядом тонкий грязноватый хвост. – Это точно не призрак и даже не маньяк – они все больше на людей похожи.

– Бедное животное, – проворчал Игорек. – Что оно здесь жрет, интересно?

– Значит, есть что, – хихикнул Кабан, доставая огромный фонарик. – Может, он все-таки обитаем, этот дом, э?

– Намекаешь, что… – Маринка прервалась на полуслове и зажала себе рот рукой, будто боялась, что если она скажет, это окажется правдой.

– Намекаю на то, что здесь есть еда, – безжалостно выдал Кабан и включил свой фонарь.